
Онлайн книга «Женщины-легенды. Сильный слабый пол»
Прадед Коко – Жозеф Шанель – был кабатчиком. Свое заведение в Понтейль он назвал «Le Chanel». Его сын, унаследовавший питейное заведение, был крайне бойким малым и ловко обольстил девицу из почтенной протестантской семьи. Говорили, что Габриэль была вылитой копией бабки. От деда же унаследовала редкое своенравие и зажигательный темперамент. Она появилась на свет 19 августа 1883 года в больнице для бедных провинциального французского городка, в двенадцать лет лишилась матери. Отец отдал ее и сестер в монастырь, навсегда исчезнув из ее жизни. Ей пришлось рассказывать всякий раз новые легенды о происхождении отца и рассчитывать только на собственные силы. Стартовал новый век. Габриэль – восемнадцать. В Мулене ее, как нищую сироту, определили в школу швей. Она должна была одеваться по-особому и сидеть отдельно от девиц, которые имели возможность платить за обучение. Психоаналитик Клод Делей-Тубиана, близко знавший ее в конце жизни, поставил диагноз: в отместку за это унижение она всю жизнь стремилась одеть женщин в униформу. В роскошную униформу, добавим мы. В городе был расквартирован французский гарнизон – это значит, что город переполнен молодыми людьми в эффектных мундирах. В ней проснулась кокетка. Если не кокотка. Кавалерийский полк удочерил белошвейку. В кафе-шантане «Rotonde», излюбленном месте гарнизона, Габриэль дебютировала на сцене. Песенки «Ну, кто же видел Коко в Трокадеро» (про песика, которого потеряли) и «Co Co Ri Co» (Кукареку) сделали ее маленькой местной знаменитостью. Бравая публика рукоплескала, ее прозвали «наша малышка Коко». Ей было трудно соперничать с роскошными томными дивами Belle Epoque – с осиными талиями и пышными формами, с трудом удерживаемыми корсетом. Коко – худышка. Но Коко – бесенок. В ней был задор, здоровое коварство и намеренно подчеркнутый экстравагантный шарм. Она стремилась походить на Иветт Жильбер и старательно копировала ее позы. Только великая Иветт солировала в Мулен-Руж, а малышка Коко – в провинциальном Мулене. Голос же у малышки отнюдь не благозвучный. Зато она умела шить себе сценические костюмы и использовать мужчин. Коко обладала своего рода талантом или, если угодно, манией: с настырностью сироты и гения она выжимала своих любовников как лимон. ... Коко обладала своего рода талантом или, если угодно, манией: с настырностью сироты и гения она выжимала своих любовников как лимон. Их влияние, деньги, связи, известность она с редкостным упорством использовала как ступени на пути к собственной славе. Когда брать было больше нечего, Коко возлюбленного меняла. Богатый инфантерист Этьен Бальсан дал ей денег и помог покинуть Мулен в поисках более соблазнительного певческого ангажемента. В 1908 году она поменяла Бальсана на его приятеля Артура Капеля по прозвищу Бой, который был уверен, что большая будущность ожидает Коко-модистку, а не Коко-певичку. Шанель раскрутила его на значительные суммы и открыла модные магазины в Париже, Довиле и Биаррице, которые принесли ей первый сногсшибательный успех. Баронесса Диана де Ротшильд поссорилась со знаменитым модельером Полем Пуаре и с той поры шила только у Шанель. Она перезнакомилась со всей интернациональной богемой, традиционно предпочитавшей Францию, заводя недолгие романы то со счастливо женатым отцом четверых детей Стравинским, то с драматургом Генри Бернштайном. Но в общем-то Коко предпочитала иметь дело с аристократией. Великий князь Дмитрий Романов был младше нее на 8 лет, не имел ни гроша за душой и весьма охотно позволял женщинам брать себя на содержание. По одной из версий, давняя подруга Шанель уступила ей Дмитрия, так как тот ей чересчур дорого обходился. Шанель получила бесплатную рекламу в аристократических кругах. А царственные родственницы князя к тому же оказывали массу неоценимых услуг в ее мастерских – вплоть до вышивания гладью. ... Коко мечтала женить герцога на себе . Тот, однако, справедливо полагал, что одевать королевскую семью и принадлежать к ней – суть две очень разные вещи. Появившись в жизни сказочно богатого герцога Вестминстерского между его вторым и третьим браком, Коко сильно осложнила жизнь герцогской обслуги: курьеры метались между Лондоном и Парижем, доставляя Коко свежесрезанные в теплицах Eaton Hall фрукты и цветы. Коко мечтала женить герцога на себе. Тот, однако, справедливо полагал, что одевать королевскую семью и принадлежать к ней – суть две очень разные вещи. Провал брачной аферы она сопроводила лишь одной, зато весьма эффектной фразой: «Герцогинь Вестминстерских много, а Коко Шанель – одна». Увы, она принадлежала к тому типу женщин, «на которых не женятся», и, кажется, переживала это, чувствуя себя недостойной. Кроме денег, связей и положения в обществе, Коко заимствовала у своих возлюбленных… гардероб. Сначала для себя, позже – для своих коллекций. Коко превращала рубашки и свитера своих любовников в женские платья, вызывая в памяти героинь Шекспира, которые переодеваются пажами, чтобы без помех подслушивать мужские разговоры. У Бальсана она позаимствовала фасон простого спортивного пальто и галстук. Совместная жизнь с Дмитрием Романовым привила ей вкус к вышивкам, драгоценным камням и мехам в отделке и породила несколько коллекций со стилизованными русскими мотивами. Англизированный стиль Капеля и герцога Вестминстерского натолкнул ее на идею использовать элементы традиционного английского мужского костюма. Неистребимая привычка Коко – в поисках идей перебирать содержимое мужских платяных шкафов – создала то, что на протяжении десятилетий называлось, собственно, стилем Шанель. Шанель владела домом haute couture, текстильной фабрикой, производившей ткани для ее моделей, и ювелирным магазином. ... Неистребимая привычка Коко – в поисках идей перебирать содержимое мужских платяных шкафов – создала то, что на протяжении десятилетий называлось стилем Шанель. Ее фирма насчитывала 4000 служащих и продавала по всему миру 28 000 платьев ежегодно. В паспорте она обозначала свою профессию как «деловая женщина». Перестав быть молодой, она осталась эффектной и эгоцентричной. Она едва обратила внимание на то, что в Европе началась катастрофа – 1939 год. Ей самой, по чистой случайности, ничто не угрожало – еще до войны она начала последний и самый непредусмотрительный в своей жизни роман, обзаведясь немецким поклонником. Ханс Гюнтер фон Динклаге по прозвищу Воробей был, разумеется, аристократом, дипломатом и завсегдатаем парижских салонов. К несчастью, он оказался еще и высокопоставленным немецким шпионом, выбиравшим себе любовниц, чьи поместья позволяли беспрепятственно любоваться французским военным флотом. |