Книга День святого Жди-не-жди, страница 33 – Раймон Кено

Облегающее пришло на смену драпировочному. Отныне красоту женщины сублимируют не складки просторных тканей, а форма, подчеркнутая и предельно приближенная к совершенству, а если надо, то и скорректированная по принципу интеллектуальных установок: бюстгальтер, пояс, шелковые чулки явно демонстрируют и очаровательно выражают эту очевидную тенденцию. И вот уже обнаженность поднимается до достойного уровня раздетости. Благодаря этим качествам стройность, сила и гибкость подчиняются строгой чистоте линий. Здесь искусство классически экономит свои средства: оно достойно подает себя в искусственном и сводит к нулю вульгарное. Оно прославляет красоту женского тела, отбрасывая всякие там рококо. Таким образом, женщина, как образ и ирреальная модель реальности, приводит к живой концепции так называемой апстракции.

Как мне представляется, Алиса Фэй облачает свое тело согласно этим строгим правилам, а свой последний наряд даже ограничивает только тем, что удерживает чулки и поддерживает груди. Какие фильмы с ее участием будут предложены моей ненасытности этой зимой? Какие новые черты ее образа зафикусируются в моей душе, дабы жить в ней жизнью призрачных явлений? Скандальная лавочка опять вывесит картинки с фотомоделями. И, подобно звездам или моделям, во мне заискрится роскошный свет реальности, разоблаченной от своих второстепенных аспектов, возвращающейся к своему происхождению и на этом пути пронизывающей меня своими лучами до тех пор, пока я сам не сконцентрируюсь в предельном блеске.

Веселая зима, скорей бы пришла, а если нет, то воссоздалась мнемонически [109] . Затем наступят хорошие деньки, и Праздник, и игра в Весенник, которая меня всегда отвращала своими растительными намеками. Потом придет новое лето, возможно, на этот раз без сельской местности, по крайней мере, для меня. Но с какой стати оно должно быть лучше других?

Алиса Фэй и Дюсушель [110] застыли перед статуей и принялись ее безмолвно созерцать.

— Весьма непристойно, — наконец произнесла Алиса, — особенно если это и в самом деле настоящий человек.

— Думаю, перед вами не копия, а действительно оригинал.

— Вы не находите, что это прежде всего неприлично, а потом как-то мрачновато?

— Возможно. Во всяком случае, впечатляет. Я никогда не видел ничего подобного.

— Я тоже. Правда, кроме Святолесья [111] , я ничего не видела.

— Без ложной скромности могу сказать, что знаю почти все народности, которые топчут и шкрябают поверхность земного шара; так вот то, что мы видим, действительно уникально.

— Но согласитесь, это мрачно и неприлично.

— Мы — ученые исследователи и строгие этнографы — не должны выносить изучаемому предмету оценочные суждения. Я должен не оценивать этот помпезный жбан, а постараться понять его значение.

Аписа Фэй и Дюсушель в очередной раз обошли статую.

— Он был видным мужчиной, — сказала Алиса.

— С такой-то мускулатурой! Да. еще в Городе, где никто не занимается спортом.

— А вам не кажется, что его подправили?

— Возможно, местами и слегка. Самое большее, могли просверлить дырки в носу и ушах. Хотя и это не факт. Все остальное было, похоже, сохранено в первоначальном виде.

— Когда я думаю о том, чем является эта каменная глыба на самом деле, меня пробирает дрожь [112] . Лучше не смотреть.

Она отошла.

— Мне надо попросить разрешение его измерить. Помимо всего прочего. Не желаете пойти со мной к мэру? Это может оказаться любопытным.

— Благодарю вас. Я буду стопроцентной туристкой. Я пойду к мэру.

Они побродили по улицам Города, но достойных примечательностей не обнаружили.

— Придется ждать Святого Жди-не-Жди, — сказал Дюсушель.

— Я уеду на следующий день после праздника, — сказала Алиса.

— Это просто какой-то скоростной туризм.

— Через неделю я должна сниматься в новом фильме.

Дюсушель задумчиво потер бороду. Из-за долгих странствий ему ни разу не удалось сходить в кино. К тому же он избегал сюжетов, чья библиография была ему незнакома. Поэтому, проходя мимо лавки Мандаса, он сменил тему разговора.

— Смотрите-ка, зонтик! — воскликнул он.

— Что в этом удивительного?

— Здесь никогда не идет дождь.

Он принялся изучать витрину:

— Ах, да это импортер. Тогда понятно.

— Здесь действительно никогда не идет дождь?

— Эту благодать приписывают изобретательности одного из сограждан. Тучегон — еще один вопрос, который я должен тщательно изучить.

— И что, он помогает? в самом деле? этот тучегон?

— Это не просто миф, — радостно заявил Дюсушель и огляделся. — Вот он.

Ученый повел подбородком, указывая направление.

— Ах, — произнесла Алиса, увидев.

— Тем не менее следует признать, что в сельской местности всего в нескольких километрах от Родимого Города дожди идут, как и повсюду.

Они оказались перед трактиром Ипполита.

— Не желаете заглянуть? — предложил Дюсушель. — Один из моих туристических друзей уверял меня, что это очень колоритное место и что здесь подают самую лучшую фифрыловку.

— Никогда не пробовала. Думаю, мне понравится.

Они вошли. Пришлось спуститься по ступенькам: это был полуподвал. На деревянных скамьях сидели клиенты, чье поведение низводилось до угрюмо-редких жестов и слов: один пьяный мужчина спал; двое других замолчали, прервав разговор с приходом туристов. Подбежал Ипполит.