Книга Само искушение, страница 13 – Триш Мори

– Ну, я не люблю пристани. Вот и все.

– Почему?

– Мне не нравится, когда идешь по деревянной пристани, а у тебя под ногами видно море. Доски и ржавеющие болты скрипят, и возникает ощущение, что, если я что-то выроню, оно упадет в океан и я больше никогда это не увижу. – Она с трудом переводила дыхание, умоляюще глядя на Франко, прося его понимания.

– Вы умеете плавать?

– Конечно, я умею плавать! Мне просто не нравится, когда под ногами скрипят и качаются доски.

– Вы хотите вернуться?

В ее глазах читался страх. Она подняла руку, прося Франко подождать, а потом снова вцепилась в поручень:

– Нет! Еще нет. Дайте мне пару минут. Я скоро успокоюсь.

Он присел на корточки у поручня рядом с ней, глядя на волнорез, который в сильнейшие шторма защищал рыболовный флот. Кто бы мог подумать, что эта Заклинательница виноградных лоз боится такой ерунды, как пристани.

– Почему вы согласились приехать сюда, если боитесь пристаней? – спросил Франко. – Отчего вы не предупредили меня?

– Я не хотела, чтобы вы знали.

– Почему нет?

– Я не желаю, чтобы вы считали меня жалкой.

– Жалкой я вас не считаю.

– Ну да. Взрослая женщина боится какого-то глупого строения на пляже. В этом нет совсем ничего необычного!

– Я говорю правду, Холли.

Она посмотрела на него, будто проверяя, не пляшут ли веселые искорки в его глазах, потом снова уставилась на море. Прошла минута, прежде чем она заставила себя говорить:

– Однажды, когда я была маленькой, меня привели сюда бабушка и дедушка. Я принесла с собой любимого плюшевого медвежонка. Я размахивала им, держа в руке. Дедушка держал меня за руку и тоже ею размахивал. От внезапного порыва ветра плюшевый медвежонок выскочил у меня из рук, провалился между досками и упал в море. Я смотрела, как он тонет, и не понимала, почему никто его не спасает.

– И в этот момент вам перестали нравиться пристани?

– Нет. Я не думаю, что раньше они мне нравились. Все эти зазоры между досками… Океан прямо под ногами… – Она вздрогнула. – Но в тот день я поняла, что не зря не любила пристани.

Франко решил сменить тему:

– Как давно вы живете с Гусом?

Холли пожала плечами, все еще глядя на море:

– С тех пор, как мне исполнилось три года. Когда мама с папой погибли в автокатастрофе.

Помолчав, Франко произнес:

– Извините, если лезу не в свое дело.

– Это не тайна. Я жила с Гусом и Эсме, потом Эсме умерла. Хуже всего то, что я не помню своих родителей. – Холли нахмурилась. – Знаете, я смотрю на фотографии, вижу развалины больницы, где работал мой отец, руины кратера на берегу озера, где мы сегодня с вами были… – Она взглянула на него, ожидая, что он кивнет ей, прежде чем она продолжит говорить. – Я знаю, что у меня были родители, но они для меня почти абстрактное понятие. Есть ли в этом смысл? А вот как я потеряла плюшевого медвежонка, я помню. Я не забыла, как горевала, когда он тонул, словно потеряла самое дорогое, что у меня есть в жизни. – Она повернулась к Франко: – Глупо, правда?

Холли смотрела на него своими бирюзовыми глазами, разомкнув губы. Пряди волос разметались вокруг ее лица. И Франко ответил на ее вопрос единственным, как ему казалось, правильным способом.

Он наклонился и осторожно поцеловал ее в губы.

Холли облизнула губы, словно желая убедиться, что поцелуй был настоящим.

– Зачем вы это сделали? – хрипло и резко спросила она, и на ее щеках появился румянец.

Франко не знал, что ответить.

– Вы выглядели как женщина, которую нужно поцеловать.

– Я не понимаю, почему вам все это рассказала. – Холли покачала головой. – О чем я только думала? Не смейте делать этого снова!

– Холли, я…

– Мне не нужна ваша жалость. И поцелуи ваши мне не нужны!

– Холли…

– Пора возвращаться домой.

Она зашагала к берегу так быстро, как только могла. Сейчас она ненавидит пристани еще сильнее. Ненавидит скрип и шатание досок и опасность упасть в море в любой момент.

А еще она ненавидит мужчин, которые думают, будто она бесплатное приложение к выгодной сделке.

Десять лет. Десять лет прошло с тех пор, как Гус отклонил предложение Марка Тернера и тот бросил ее, даже не попрощавшись.

За десять лет ничего не изменилось.

Франко поцеловал ее. Зачем? Она ему даже не нравится. И он, черт побери, совсем не нравится ей.

– Холли? – Он шел рядом с ней. – Что с вами? Что такого ужасного произошло? Это же пустяк. Холли! – Обхватив за локоть, он развернул ее лицом к себе. – Что произошло?

– Знаете, я не такая уж дура, – сказала она.

– Я знаю это.

– Я не являюсь частью сделки, и вам следует об этом помнить.

– Я никогда не считал вас частью сделки.

– И не рассчитывайте, что я подпишу контракт раньше, потому что мне льстит, что один из Четсфилдов уделил мне немного внимания.

– Мне это и в голову не приходило! – произнес он.

– Вот и хорошо. Продолжайте в том же духе. Возможно, у нас есть шанс пережить предстоящие шесть недель ада, который вы сами сотворили. Теперь позвольте мне пройти. Уйдите с моей дороги.

– С удовольствием, – прорычал он, отпуская ее руку и отступая в сторону.

Глядя ей вслед, Франко думал о том, почему он ее поцеловал. Его поступок нельзя объяснить обычным импульсом. Он слышал грустные истории и раньше, но ему ни разу не хотелось целовать рассказчицу. А Холли, у которой были все основания его ненавидеть, он поцеловал.

Вернувшись в дом, Холли захлопнула за собой тяжелую дверь. Если Франко пойдет за ней следом, она скажет ему, чтобы он сам добирался до коттеджа – на машине или пешком. Внезапно на пороге появился раскрасневшийся Гус.

– Холли! – крикнул он. – Тебе звонят. Скорее!

– Кто там?

– Поторопись! – Он обратился к Франко: – Не уходите. Я хочу, чтобы вы тоже это услышали.

Холли взяла трубку. Время от времени она роняла односложные фразы, чтобы подтвердить, что внимательно слушает абонента.

– Спасибо, – произнесла она наконец.

Гус просиял. Стоящий позади него Франко выглядел озадаченным.

– Ну что? – спросил Гус. Казалось, он лопнет от нетерпения.

– Это был Рассел Армитаж из Федерации австралийских вин, – ответила ошеломленная Холли.

– И что?

Она посмотрела на деда, который ее вырастил и научил всему, что она знает. Для него эта новость куда важнее, чем для нее.