Онлайн книга «Николай II. Расстрелянная корона. Книга 1»
|
– Сплетни или нет, не важно. Главное в том, что им верят безоговорочно. Так что подумай, Федька. Будь я на твоем месте, взял бы Лизку даже из-за хозяйства ее. Поднял бы, а потом гулял налево и направо. – Чего ж ты по молодости на ровне женился, а не на вдовой бабе с хозяйством, которая старше тебя на десять годков с лишним? – Так меня, Федя, женили по старым обычаям. Отец у меня властный был, царство ему небесное, супротив никто в семье слова молвить не мог. Он и подыскал невесту. А я в то время ой как любил покойницу Машу. Марию Степановну. – Погодь, это не жену ли Порфирия Михайловича? – Ее, Федька. Только на любовь мою никто не посмотрел. – А покойница к тебе как относилась? Ты ей тоже люб был? – Нет, Маша тянулась к Порфише, а тому нравилась моя Параня. – Что-то я ничего не пойму. Тебе невесту отец подобрал, так? – Так. – А Порфирий Михайлович ухлестывал за ней, так? – Ну. – Так Прасковья местная, что ли, была? – А какая же? Параша, Маша, Порфиша, я, другие парни с девками все вместе росли, в игры играли, хороводы водили, тайком по кустам да на сеновалах прятались. До греха дело не доходило, по малости безвинно миловались. А как подросли, так каждому своя судьба выпала. Меня отец на Параше женил, Порфирий забрал Машу. Да чего прошлое вспоминать? Что было, то не вернешь. Постой, Федька, слышишь? – Еремей повел головой. – Чего?.. – Кажись, хозяин твой возвращается. Лошади ржут. А у кого на селе тарантас о двух конях. – У Порфирия Михайловича. – А скольких лошадей топот слышен? – Трех, никак не менее. – Вот и я о том же. Сие означает, что возвращается Порфиша, а с ним твоя мать и Тихон. Так что встречай. А я пойду. Позже загляну к Порфише, когда отойдет от пьянки. – Ладно. Федор с работником Алексеем встали у раскрытых ворот. Вскоре во двор въехал тарантас, приобретенный Гуляевым по случаю в городе. Верхом, качаясь из стороны в сторону, проследовал Тихон. Тарантас остановился у дома. Федор не видел матери. Из повозки спустился на землю пьяный Гуляев, исподлобья взглянул на работников и распорядился: – Выпрягайте коней, кормите, поите, мойте тарантас. Повозка была забрызгана грязью. Да оно и немудрено. Всю ночь лил дождь, превративший дороги в месиво. – А где мать? – спросил у хозяина Федор. – Мать? – переспросил Гуляев. – Сзади. Из-за нее вернулись. Захворала, видишь ли, сильно твоя мать, Федька. Тащи ее в каморку, а то, не дай бог, прямо здесь помрет. Федор подошел к тарантасу. Мать лежала за скамейкой на каком-то тряпье. – Мама! – позвал он Екатерину. Та открыла глаза. – Феденька! Думала, больше не увижу тебя. Худо мне, сыночек, видать, не встану. – Ну что ты. Сейчас в комнату отнесу, доктора позову. В Долгопрудном второй год проживал фельдшер Николай Иванович Шаваргин. – Ладно, ты не говори ничего. Федор поднял мать, отнес в комнату, уложил на кровать, открыл окно, увидел синяки на руках и шее. – Что это, мама? – Не спрашивай, сынок. Сам знаешь нрав хозяина. А пьяный он вообще зверем становится. Так что я еще легко отделалась. Мог и убить. – Он бил тебя, больную? – Пустое все это, Федя. Ты присядь рядышком, я посмотрю на тебя. – Чего смотреть? Доктор нужен. – Уже не нужен, Федя. – Я сказал, нужен, значит, приведу его. – Он накрыл мать старой шалью, вышел во двор. Посреди двора стоял Порфирий Михайлович, рядом пьяный Тихон. – Я вас всех работать заставлю! – орал Гуляев. – Будете пахать днем и ночью. Разбаловались, волю почуяли? Будет вам воля. Тут я хозяин, кроме меня у вас начальства нет, жалиться некому. – Он увидел Федора, сдвинул брови. – А ты чего бездельничаешь? – Так мать же, хозяин!.. – Что мне твоя мать? Отнес в комнату и делай то, что приказано. – Доктор ей нужен. – А может, мне из Усеченска сюда всю больницу привезти? Ничего твоей матери не станется, отлежится. Бабы как кошки живучие. – Я пойду за доктором, – упрямо заявил Федор. Гуляев побагровел: – Ты пойдешь тарантас мыть. – Да что с тобой, пьяным, говорить!.. – Федор сплюнул на землю и перемахнул через плетень. – Куда? – заревел Гуляев. – Стоять! Из-под его руки выпорхнул Тихон. – Хозяин, да черт с ним, с этим бобылем, пущай идет. Потом отработает, а тебе надобно отдохнуть. Водочка еще осталась. – Да? Ну и ладно. А где Тимофей? – Тут я, Порфирий. – В ворота вошел двоюродный брат Гуляева. – Приехал, значит? – Я-то приехал, а ты тут бардак развел. – Какой бардак, Порфирий? Все на своих местах, при деле. – А Федька? – Так он за доктором побежал, на бегу крикнул мне, что матери плохо. – Вот! Я и говорю, бардак, но черт с ним. Пойдем, Тимоха, в дом. Гулять будем. – Неужто не нагулялся? – На то и фамилия у нас такая, Гуляевы, чтобы гулять. Тимофей видел, что брата не успокоить, прошел с ним и Тихоном в дом. Фельдшер недолго осматривал Екатерину, дал ей какой-то порошок, вывел Федора в коридор и сказал: – Плохи дела, молодой человек, готовьтесь к худшему. У вашей матушки неизлечимая болезнь. – Но, погодите, доктор, может, ее в больницу отвезти? – У вас много денег? – Найду сколько надо. – К сожалению, тут и деньги не особенно помогут. Да, хирургическое вмешательство на какое-то время продлит ее жизнь, но ненадолго. – Сколько ей осталось? – мрачно спросил Федор. – Это, молодой человек, только Господу Богу известно. День, может, неделя, от силы две. Извините. – И что за болезнь у нее такая? – Не заразная, а название вам ничего не скажет. Вы, если есть возможность, почаще будьте рядом. Когда станет плохо, давайте ей порошок, который я оставил. Он и жар собьет, и усыпит. Больше, увы, я ничем помочь не могу. – Понятно. Федор проводил фельдшера и заглянул в большую комнату, где веселились Порфирий Михайлович, Тимофей и Тихон, едва ворочавший языком. Потом он ушел за овин, сел на бревно, курил одну самокрутку за другой и думал. Он принял решение, знал, что будет делать, после того как не станет матери. |