Книга Братья по крови, страница 28 – Саймон Скэрроу

– Откуда у тебя уверенность, что верховному можно доверять? – спросил Катон.

– Осторий старомоден. Он ищет славы своему роду. Его устремление – одержать великую победу и, вернувшись в Рим, повесить свой меч на стену. То же самое можно сказать и о некоторых других офицерах, за которыми я прислеживаю.

– Вот как? И кто же? Может, легат Квинтат?

– Экий ты въедливый, префект… Да, Квинтат – один из них. Его семейство – сторонники Агриппины. Есть еще старшие офицеры – их немного, – кто прибыл в Британию недавно. Ты уже, я знаю, знаком с трибуном Отоном и префектом Горацием. Кстати, какого ты о них мнения?

Катон подумал, прежде чем ответить.

– Гораций – офицер, вроде как надежный. Повышен из рядов, служил вдали от Рима…

– Не так уж далеко. Как раз во время восшествия Клавдия он был центурионом преторианской гвардии. Один из немногих поддержал призыв сената о переходе обратно к республике. Он тебе об этом обмолвился?

– Нет. Зачем ему?

– Тогда от тебя, видно, укрылось и то, что его потом вскорости переназначили в Одиннадцатый легион.

– К этим жополизам? – ухмыльнулся Макрон. – Все как один были готовы подняться на нового императора, пока не объявился твой папаша с мешком золота и не откупился от них… Какой он им там присвоил новый титул? – Секунду-другую центурион припоминал и наконец щелкнул пальцами: – Верный империи Одиннадцатый легион Клавдия. Пока их не перекупит кто-нибудь другой. А зачем было посылать туда Горация, если его верность под вопросом?

– Как зачем? Чтобы удерживать всех потенциальных смутьянов в одной куче.

– А-а, намек ясен, – поджал губы Макрон.

– Я не уверен, что он наш человек, – подытожил Септимий. – Но присматривать за ним стоит. Более интересным персонажем считаю трибуна Отона. Его отец был продвинут в сенат Клавдием – и оправдал доверие. Однако его сын сошелся с наследником Нероном. Они, можно сказать, близкие друзья.

– Значит, похоже, наш человек, – рассудил Макрон.

– А ты не забыл, что это я в свое время спас Нерону жизнь? – кашлянув, напомнил другу Катон. – И он сказал, что когда-нибудь этот должок отплатит. Так что, возможно, я не в такой уж опасности, какую ты прочишь, Септимий.

– Так это было еще в то время, когда ты служил в преторианской гвардии. Нерон тогда понятия не имел, что ты собираешь сведения для Нарцисса. Он тебя вряд ли уже и помнит. Кроме того, Нерон фигура сугубо декоративная. А Паллас опасен по-настоящему. Сомневаюсь, что столь мелкое обязательство со стороны наследника воспрепятствует его намерению тебя убить.

В палатке Катона послышался шорох: возвратился с хворостом Тракс и сейчас возился с разжиганием жаровни. Септимий встал.

– Ну, что ж, мне пора. Отцу я напишу отчет. Дам знать, что ознакомил вас с положением дел. И что вы готовы содействовать мне в расстройстве планов Палласа.

– Нет-нет, постой! – вскинулся Макрон, но Катон его перебил.

– Септимий прав, – сказал он. – Нам надо на это пойти, ради нашего же блага.

Ветеран открыл было рот, но лишь молча махнул рукой.

– Если вам нужно будет со мною связаться, – тихо сказал Септимий, – спросите виноторговца Гиппарха. С армией я пробуду еще несколько дней – и отправлю в Рим известие о поражении Каратака. Если он будет пленен или убит, то козням Палласа будет нанесен тяжкий урон.

– Смотри не ошибись с сообщением, – остерег Катон. – А то еще неизвестно, кто кого разгромит: мы Каратака или он нас.

– Буду молить богов о нашей победе, – просто сказал Септимий. Он вдруг щелкнул пальцами, как будто что-то случайно вспомнил: – Кстати, хотел спросить напоследок. Сенатор Веспасиан – вы хорошо его знаете?

Друзья переглянулись.

– Мы под ним служили, – сказал Катон.

– Офицер что надо, – с чувством добавил Макрон. – Один из лучших легатов, какие только есть.

– Это понятно, – улыбнулся Септимий. – В его воинских качествах никто не сомневается. Меня больше интересует размах его амбиций. Он перед вами никогда не заговаривал о своих планах на будущее?

– Нет, – твердо ответил Катон. – О планах твердить – глупцом быть. А что?

Имперский соглядатай поджал губы.

– А чтобы не упускать из поля зрения самых многообещающих военачальников. А иногда и членов их семей… Например, его жену Флавию.

– А что с ней? – насторожился Макрон.

– Да ничего. Ваши пути, кажется, с ней однажды пересекались. – Септимий повернулся к Катону. – Вот ты наверняка знал ее в юности: встречал во дворце и еще сталкивался с ней, поступив в легион Веспасиана в Германии.

Катон кивнул:

– Было дело.

– И… какое у тебя о ней впечатление?

– Да я и не задумывался никогда. Она была женой легата, только и всего. А что?

Септимий, окинув Катона цепким взглядом, пожал плечами:

– Да так, ничего. Просто поинтересовался… Всё, оставляю вас с миром.

Чуть склонив голову, он попятился к клапану палатки, громко при этом восклицая:

– Тысяча извинений, префект! О, как я заблуждался! Мне ни за что не следовало обвинять вашего честного слугу! Чтобы как-то загладить это недоразумение, я завтра же пошлю вам кувшин своего наилучшего вина. Желаю вам приятной ночи, и да сопутствует вам удача в завтрашнем сражении!

Спиною вперед он вытеснился наружу и исчез.

Макрон с отчаянием в глазах поглядел на друга.

– Ты шутишь? Снова связываться с…

– Чш-ш! – осек его Катон.

Секунду спустя зашуршала перегородка, и в штабной отдел палатки просунул голову Тракс:

– Префект, огонь зажжен.

– Благодарю.

Денщик, не убирая головы, осторожно прокашлялся.

– Чего еще? – спросил слугу Катон.

– Я, это… заслышал невзначай, как уходит тот купец. Вы с ним, как я понимаю… уладили?

– Уладил. Так, простое недоразумение. Твои монеты он спутал с чьими-то чужими, не из нашего лагеря. А тебе, Тракс, беспокоиться не о чем.

Слуга облегченно вздохнул, а затем спросил:

– Не подать ли вам еды или чего-нибудь выпить?

– Не надо. Сейчас укладываемся. Завтра я надену свою новую кольчугу. Приготовь ее вместе с остальными моими доспехами.

– Будет сделано.

– Тогда всё, свободен.

Тракс кивнул и скрылся. Переждав с полминуты, Макрон вполголоса снова загорячился:

– Еще раз говорю: это безумие – позволять снова втягивать себя в работу на Нарцисса.

– Макрон, наш выбор очень ограничен. И то, что мы не хотим вовлекаться в борьбу между Нарциссом и Палласом, еще не значит, что они не вовлекут нас. Похоже, именно это теперь и произошло. Если Паллас для нас угроза, то мы не можем вот так запросто махнуть на нее рукой. И если Септимий говорит нам правду о столь масштабном характере событий, то это значит, что мы в еще большей опасности; и мы, и вся армия, что здесь воюет вместе с нами.