Книга Библия G-модератора. Тактики и техники будущих властителей Земли, страница 31 – Виктор Гламаздин

Казалось бы, следующим шагом у Арно и Николя должна была стать концепция паралогики (псевдологики), искусства софистических умозаключений, блоками уложенных для использования в дискуссиях и выступлениях-монологах.

Но этого, к моему глубочайшему сожалению, не произошло.

Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646–1716) — немецкий философ, логик, математик и физик. В логике Лейбниц ставил перед собой довольно глобальную цель. Он хотел добиться решения всех проблем человечества (в политике, экономике, дипломатии, этики и пр.) с помощью вычислений.

Основой таких действий, считал Лейбниц, служат ясность и непротиворечивость рассуждений.

Лейбниц впервые сформулировал закон достаточного основания, одновременно проанализировал разновидности недостаточных оснований и приемы, позволяющие их скрыть или представить в качестве достаточных, например, при разводке словоблудами-политиками лохов-избирателей.

Идеи старины Лейбница актуальны и для нашего время. Попытки отбросить присущий каждому представителю рода человеческого субъективизм и с помощью одной только компьютерной техники решать стоящие перед современной цивилизацией задачи становятся с каждым десятилетием все более продуктивными.

А еще Лейбниц интересен тем, что защитил отвергаемую еще с Возрождения схоластику, требуя, чтобы отработанные столетиями приемы использования силлогизмов не пропали зря.

Эта мысль проходит красной нитью в "Новых опытах о человеческом разумении автора системы предустановленной гармонии": "Я думаю, что изобретение силлогистической формы есть одно из прекраснейших и даже важнейших человеческих открытий человеческого духа".

Иммануил Кант (1724–1804) — наш земляк, коренной житель Калининградщины, философ, логик и наверняка любитель хмельного кваса, печеной картошки и сисястых доярок.

Моня Кант взамен обычной логики придумал свою — «трансцендентальную».

Формальная логика изучает, как утверждал наш умненький зема, реальные ситуации. А так как у каждой ситуации свои специфические черты, то происходит путаница и в ней гибнет истина.

Трансцендентальная же логика, как считал ее создатель, опирается на нечто общее, на то, что присуще всем ситуациям данного класса, даже если ни одной из них еще и нет в помине. И это, дескать, дает возможность заранее (априорно), не изучая конкретику проблемы, решить ее, основываясь на вечных, независимых от реальности, чистых и незамутненных личным опытом истинах…

С созданием новой ("честной") логики Кант полностью облажался.

Но в его деятельности на почве логики, пацаны, есть два плюса.

Первый. Кант довел до абсурда идею, портившую научную мысль еще со времен Платона, о так называемых "вечных истинах".

И теперь уже никто из уважающих себя мудрецов никогда не наступит на эти грабли, рискуя прослыть полным идиотушкой.

И хотя были и много позже всякие там чудики-мудики, увлекающиеся трансцендентальными штучками (этими позорными гадостями грешил даже Гегель), однако тема была уже закрыта. По крайней мере — для убеждения как науки, сочетающей индукцию и дедукцию, но не ждущую ни от той, ни от другой божественного откровения.

Вообще же, в публичном выступлении легче зажигать эмоции аудитории индуктивно, на единичных примерах. Рассказанное в деталях жуткое убийство одного ребенка, по эффективности в тысячу раз убойнее, чем сухое перечисление фактов о гибели миллионов людей.

Второй. В Кенигсбергском университете Кант в течение сорока лет преподавал обычную формальную логику.

В 1800 году издается его опус "Логика. Пособие к лекциям".

Там есть занятные мысли. Например: "Я не буду спрашивать, что познает рассудок? Как много он может познать? Как далеко простирается его познание? Это все — метафизика. А в логике любопытен лишь один вопрос: как разум познает себя самого без тех знаний, что может дать опыт?"

Отличный вопрос. Жаль, он остался без ответа…

Артур Шопенгауэр (1788–1860) — немецкий философ и литератор. Написал в свое время достаточно нашумевшую, довольно наивную, но весьма забавную книжку — "Мир как воля и представление".

Но нас она, пацаны, совершенно не интересует. Для нас интересен его практически никому неизвестный труд "Эристическая диалектика".

Под диалектикой Шопенгауэр подразумевал умение решить проблему в процессе беседы, а под эристикой — искусство ведения спора. Цель эристической диалектики Шопенгауэр видит в усовершенствовании техники достижения победы в дискуссиях.

Вот одна из мыслей "Эристической диалектики": "Уже древние пользовались словами «логика» и «диалектика» как синонимами. И такой порядок вещей сохранился и до наших дней".

Да, так оно и было в древности.

Однако и в Новое время, некоторые специалисты, в особенности, наш земляк Кант, термином «диалектика» обозначали пугающее их "софистическое искусство спора". А наименование «логика» предпочиталось всеми, как нечто более невинное, не связанное с уловками софистов.

Между тем, все это — одно и то же! Клянусь ушами академика Велихова!

И одно время оба слова — «диалектика» и «логика» — совершенно правильно использовались как синонимы, выражая нечто такое из области убеждения, что обладало фундаментальной непротиворечивостью на любой стадии изложения.

Но, как поют бойскауты у костра: "Недолго бабушка плясала — настали быстро ей кранты".

Сейчас уже и не поймешь толком, что эта пара терминов обозначает.

Я-то, конечно, знаю. Но пока не скажу.

В общем, стоит только пожалеть о том, что такая терминологическая путаница идет еще с древних времен.

Вот и недотепе Шопенгауэру тоже легче было создать новый термин — "эристическа диалектика", — чем признать тот факт, что в споре хороши любые средства, будь то диалектика, софистика, логика, эристика и пр.

А ведь, по большому счету, говно вопрос. И наш милый зайчик, Шопенгауэр (и это видно из его работы), уже очень близко подскакал к откровенной констатации данного факта. Однако напужался, видать. Трусишка.

Уильям Минто (1845–1893) — шотландский логик, автор учебника "Дедуктивная и индуктивная логика". Предпринял неудачную попытку классификации заблуждений, не понимая, что в каждой истине есть доля заблуждения, а в любой фантасмагории есть хоть чуть-чуть здравого смысла.

И никто за тысячи лет пустых базаров, за века научных открытий и войн не додумался до очень простой мысли.

А я додумался.

Мысль же сия такова: любой инструмент от электронного микроскопа до трехэтажного мата всего лишь выполняет свою функцию. И сам по себе не является истинным или ложным, как не является нравственным или безнравственным кинескоп телевизора, передающий по одному каналу христианскую проповедь, а по другому — порнографию.