Онлайн книга «Любовь к таинственности, или Плохая память»
|
– Ты обет молчания дала? – прервал Эльзаман ее ужасающие мысли. – Я? С чего ты взял? – Не слышу: «Ах! Ух! Красотища!» – Холодно, – нашла отговорку Зоя. – Старуха, ты совсем того? Холодно было в Финляндии, а здесь… почти тропики. Давай, рассказывай, почему у тебя лицо, будто ты идешь с убийцей? – Глупости. Я обдумываю новый фильм… – Чего его обдумывать? Ты же не знаешь, о чем пойдет речь. Стоп, старуха, мы прибыли. – Он поправил лямки сумки на плече. – Эх, тяжел ты удел оператора… Нам в этот подъезд. Гляди-ка, кода нет… Вот когда я стану ведущим оператором страны, буду приезжать на съемку, а там мне все поставят и приготовят… Камеры в Москве – мечта, по рельсам ездят, а ты сидишь и выбираешь ракурс… – В Москву собираешься? – Поступать буду в Институт кинематографии. В нынешнем году. Пришли. – Ты сейчас мне сказал и забудь. Больше рта ни с кем не открывай на эту тему. Наш шеф не терпит, когда мечтают вылететь из его скворечника, – предупредила Зоя, нажимая на кнопку звонка. Дверь открыла женщина лет пятидесяти, тучная, но с приятным лицом и печальными глазами. – Извините за беспокойство, – сказала Зоя. – Мы приехали издалека к Устину Прохоровичу Бабакину. – А его нет… – Когда будет? – Мой отец умер. Недавно. – Простите… – повесила нос Зоя. – Извините. Она повернулась, чтобы уйти, но женщина остановила ее: – Подождите, девушка. Откуда вы приехали? – Из России. – А, так это для вас отец оставил тетрадь? – Для меня? – изумилась Зоя. – Он сказал, что за тетрадью должны приехать из России. – Не стану вас обманывать, – сказала Зоя, – но о тетради я ничего не знаю. – Зачем же вы тогда приехали? – Он должен был рассказать о Мурке. – Заходите. Эльзаман заставил ее сказать в камеру несколько слов. Зоя не хотела, но он настоял, мотивируя: – Жертва Каракурта нас с потрохами схавает, а кости выплюнет. – Она не главный редактор, – возразила Зоя. – У нас все три жены главные. Должен же я оправдать свою поездку! «Петличку» прицепи. «Петличка» – микрофон, который обычно цепляют на одежду. Зоя выбрала место возле дома, держа толстую тетрадь в руках, начала говорить в камеру: – Мы находимся в древнейшем городе нашей страны Киеве… – Старуха, ты загнула, – перебил Эльзаман. – Киев уже давно не в нашей стране. Точно: ты какая-то не такая. – Начнем сначала. Мы находимся в Киеве. У меня в руках тетрадь, которую я только что получила в этом доме от дочери Устина Прохоровича Бабакина. Сам он умер, но оставил свои записки. О чем они – я не знаю, дочь Бабакина сказала нам, что о той части его жизни, которая оставила самые яркие впечатления. Итак, мы открываем тетрадь… – Держи, держи тетрадку! – приказал оператор. – Я наезжаю на нее… Снято! – Эльзаман, теперь на вокзал, может, сможем взять билеты на ближайший поезд. Билеты были на вечер, а купе оказалось полностью в их распоряжении. Эльзаман и Зоя перекусили, потом завалились на полки. Она взяла тетрадь, раскрыла, начала читать строчки, написанные убористым почерком, аккуратным и разборчивым. Эльзаман вдруг достал камеру… – Зачем? – повернула к нему голову Зоя. – Ты лежи и читай, а я на всякий случай сниму. – Это лишнее… – начала отказываться она, потому что одно дело получить тетрадку и рассказать, как ее получили, и совсем другое – фильм монтировать… после угроз-то. Зоя намеревалась отказаться от работы. Правда, каковы будут последствия ее отказа, представить было нетрудно. – А я говорю: лежи и читай, а я тебя сниму! – скомандовал Эльзаман. – От кадров всегда можно отказаться, но и пригодиться они могут. Зоя быстро увлеклась, на оператора не обращала внимания. А тот, когда она поворачивалась, чтобы устроиться поудобней, снова включал камеру… Мурка «Не знаю, для кого и зачем я пишу. Ведь не понесу эти записки ни в газету, ни в журнал. Не думаю, что кому-то будет интересно читать мой опус, точнее – воспоминания. Мой рассказ безыдейный, патриотизма в нем тоже не будет. В нем не будет ничего, за что уцепились бы периодические издания… О чем я говорю! Я ведь не умею писать, потому что не писатель, а обычный «мусорок» – так нас называли бандиты после войны. Впрочем, сейчас милиционеров тоже так зовут. Я и не думал браться за перо, хотя память время от времени возвращала меня в сорок девятый год, бередя старую рану. А записать свои воспоминания подвигнул нежданный гость, который попросил рассказать о тех давнишних событиях. Прошло много лет, а помню я все отчетливо. Поздней осенью сорок девятого нас вызвали «на труп». Была убита женщина. Очень красивая женщина. Я никогда не видел такой. Да, собственно, что я видел? Ничего. Мне было двадцать лет, я не воевал и чувствовал себя обделенным, потому что не приложил сил на пути к победе. В эвакуации я работал на заводе вместе с матерью, работал сутки напролет, спал за станком и стоя. Отец мой погиб в первый же год войны. Когда мы с мамой вернулись из эвакуации, мне хотелось делать что-то стоящее, мужское. Казалось бы, после войны должен наступить благодатный мир, все должны жить как братья, но началась другая война – с бандитизмом. Я пошел служить в милицию, попал в уголовный розыск. Тогда не хватало людей, немногие мужчины соглашались после войны вновь идти под пули, люди хотели просто жить, растить детей. А я, напротив, мечтал об опасностях. На службу меня пристроил друг отца. Это было первое мое дело, руководил процессом, конечно, не я, а капитан Чехонин, который неплохо ко мне отнесся, по-отечески. Молодая женщина лежала на смятой постели, ее голова свешивалась с кровати вниз. Свесилась и одна рука с длинными пальцами и накрашенными ногтями. Сначала мне показалось, что одета она в одну только комбинацию, но, присмотревшись, увидел на плечах убитой атласный халат неяркого желтого цвета, который распахнулся, очевидно, в результате борьбы. В груди женщины по рукоятку торчал нож. Удар убийца нанес сильный и точный, попал в самое сердце, поэтому крови почти не было. В глаза бросился беспорядок в комнате. В общем, повсюду виднелись следы борьбы. Мне стало немного нехорошо. Я находился на месте, где убили человека, ко всему прочему, женщину, красивую женщину, – это на меня сильно подействовало. Я устыдился своей слабости, не подал вида и приступил к выполнению служебных обязанностей. Мы осматривали квартиру, опрашивали соседей, а те мало что знали об убитой, не знали даже, как ее зовут. – Она недавно здесь поселилась, – сказала одна соседка, по виду учительница, – месяца четыре назад. |