Онлайн книга «Хороните своих мертвецов»
Он вытащил телефон и набрал номер. После второго звонка ответил женский голос, сильный и чистый: – Oui allô? – Мадам Макуиртер, это Арман Гамаш. Désolé, надеюсь, я вас не разбудил? – Нет-нет, я завтракаю. Чем могу помочь? Гамаш замешкался с ответом. – Понимаете, вы уж меня извините, но я как-то промахнулся со временем. Я стою перед Литературно-историческим обществом, но оно, конечно, закрыто. Элизабет рассмеялась: – У нас никогда еще не было такого нетерпеливого члена. Это что-то новенькое. У меня есть ключ… – Не хочу отрывать вас от завтрака. – Ну не можете же вы стоять на крыльце и ждать – замерзнете от холода. Гамаш знал, что это не фигура речи. Каждую зиму замерзали десятки людей. Находились слишком долго на холоде, и это их убивало. – Заходите ко мне, выпьете кофе, и через несколько минут мы отправимся в общество. Гамаш сразу узнавал приказ, стоило только его услышать. Элизабет назвала ему адрес – дом находился за углом, на рю Д’Oтейль. Подойдя к дому через две минуты, он остановился в восхищении. Дом, как Гамаш и предполагал, был великолепен. В Старом городе Квебек-Сити великолепие измерялось не квадратными футами, а деталями. Блоки серого камня, резьба над дверью и окнами, простые, ясные линии. Прекрасный и изящный дом в ряду таких же домов. Гамаш не раз проходил по рю Д’Oтейль. Это была необыкновенно красивая улица в городе, где множество красивых улиц. Она шла вдоль старых каменных стен, защищавших столицу, но была чуть отодвинута от них, и между улицей и стеной образовалась лента зеленой зоны, а по другую сторону улицы стояли дома. Здесь жили первые семьи Квебека, французы и англичане. Премьер-министры, промышленники, генералы и архиепископы. Все они жили в этих элегантных домах, смотрящих на стены, словно бросая вызов врагам. Гамаш бывал на коктейлях в нескольких из этих домов, на нескольких приемах и по меньшей мере на одном государственном обеде. Но в том доме, перед которым стоял сейчас, он еще не бывал. Камень был красиво обработан, дерево покрашено, чугун хорошо сохранился, а где надо, был отремонтирован. Когда он поднялся на крыльцо, дверь открылась. Гамаш быстро вошел в дом, принеся с собой уличный холод. Холод цеплялся к нему и в этой прихожей темного дерева, но постепенно сошел с него, как снятая куртка. Элизабет повесила его куртку, а он снял ботинки. У входа ровным рядом стояли бархатные тапочки, мужские и женские. – Выбирайте, какие нравятся. Он выбрал пару, думая о том, на скольких ногах за много поколений они успели побывать. Тапочки вроде были эдвардианские и удобные. Обои на стенах были яркие, замысловатые, красивые. Сверкающие панели красного дерева перекрывали треть стены снизу. На великолепных деревянных полах тут и там лежали индейские коврики. – Прошу за мной. Я завтракаю в маленькой столовой. Они оказались в светлой просторной комнате. В камине горел огонь, вдоль стен стояли книжные шкафы, в ящиках с землей росли папоротники и рождественский кактус. На столике перед огнем стоял поднос с завтраком. Тосты и джем и две фарфоровые чашечки. – Вы позволите? – спросила Элизабет. – Прошу. Она налила ему чашку, добавила немного сливок и сахара. Гамаш сел в удобное кресло напротив дивана, на который села она, обратил внимание на книги на полу и три газеты. «Ле девуар», «Ле долель» и «Газетт». – Что привело вас так рано в Литературно-историческое общество, старший инспектор? – Мы уже начинаем понимать, какие книги купил у вас Огюстен Рено на распродаже. – Неловкая ситуация. – Элизабет слабо улыбнулась. – Наши критики правы. Очень неловкая. Мы продали книги, которые не должны были покидать стены библиотеки? Гамаш взглянул ей в глаза. Она смотрела не мигая, вероятно страшась ответа, но все равно горя желанием знать его. Краем глаза Гамаш заметил еще кое-что. Выцветшую и даже потертую обивку дивана и кресла, на котором сидел. Несколько вздыбившихся паркетин. Их легко можно было вернуть на место. На одной из дверей шкафа отсутствовала ручка. – Боюсь, что так оно и есть. Это были дневники и записки отца Шиники. Она закрыла глаза, но не опустила головы. Когда мгновение спустя ее глаза снова открылись, они смотрели твердо, но, возможно, немного печально. – О боже, это плохие новости. Нужно будет сообщить совету. – Они теперь стали вещественным доказательством, но я думаю, если вы поговорите с бывшей женой месье Рено, она продаст их вам за разумную цену. Элизабет вздохнула с облегчением: – Это было бы замечательно. Спасибо. – Но один из дневников отсутствует. За тысяча восемьсот шестьдесят девятый год. – Правда? – А это как раз одна из книг, которые мы ищем, одна из книг, которую Огюстен Рено упоминает в своем дневнике. – Почему тысяча восемьсот шестьдесят девятый? – Не знаю. И это было в какой-то степени верно. Вообще-то, он прекрасно знал почему, но пока не был готов говорить об этом. – А другая книга? – Она тоже отсутствует. Мы нашли коробку, в которой она была продана, но что за книга – понятия не имеем. – Гамаш осторожно поставил чашку на поднос. – Вы никогда не слышали о встрече в Литературно-историческом обществе между отцом Шиники, Джеймсом Дугласом и двумя ирландскими рабочими? – В конце девятнадцатого века? – Элизабет удивленно посмотрела на него. – Нет. Ирландские рабочие, вы говорите? Гамаш кивнул. Она ничего не ответила, но нахмурилась. – Вы что-то вспомнили? – Вряд ли в те времена сюда могли прийти ирландцы. Сегодня – да, у нас много членов-ирландцев. Слава богу, сейчас нет таких противоречий. Но боюсь, в те времена между ирландцами и англичанами существовала вражда. Гамаш знал, что в этом состояла слабость Нового Света. Люди привозили в него старую вражду. – Но сегодня отношения наладились? – Да, со временем старые претензии забываются. И потом, мы слишком малы, не можем себе позволить враждовать. – Спасательная лодка? – улыбнулся Гамаш и снова взял чашку с кофе. – Вы не забыли эту аналогию? Да, именно так. Неужели найдутся глупцы, которые будут раскачивать спасательную лодку? «И что должны делать пассажиры, чтобы поддержать мир?» – спросил себя старший инспектор. Он отхлебнул кофе и оглядел комнату. Она была повыцветшая и уютная, он мог бы жить в такой комнате. А Элизабет замечала эту потертую ткань, отслоившуюся краску? Маленькие поломки накапливаются. Он знал людей, которые всю жизнь прожили в одном доме и переставали видеть его таким, каким он стал, – они видели его таким, каким он был когда-то. |