Онлайн книга «Венецианский аспид»
|
– Ох, ёбть, – произнес Яго. – А ведь и впрямь же, нет? ХОР: Ослепительно очевидно всем, кроме основательно тупых. – Конечно, Кассио уже как офицер не состоялся, его убийство не послужит моим целям – лишь чистому удовольствию. Пасть должен Отелло – и от меча флорентийца. Однако Кассио – умелый фехтовальщик, хоть и не в битвах он учился, а упорной и дисциплинированной тренировкой, мавр же опасен с ятаганом. Придется руку ему замедлить, как Родриго, восточным снадобьем. И если зверь из тьмы и тени сгустится и убьет Отелло тоже… Что ж, не стоило ему шутить с моей преданностью. А ты, Хор, ничего не говори об этом. Сегодня ночью варварийский жеребец [242] встретит свою кончину, и я не потерплю твоих вмешательств. ХОР: Скромный рассказчик – лишь росчерк пейзажа, а вовсе не инструмент Судеб. На колокольне уж пробило семь, и всех мерзавцев и героев тот колокол призывает запустить свои интриги в ход. – Я вижу справедливость в том, что своей последней ночи генерал ждет в обычном пивняке. Сие знак того, что не судьба ему была стать командиром. Я ушел. * * * Марко Поло стоял подле меня у лееров на одном борту, а Джессика смотрела на море с другого. – Она, стало быть, с вами по-прежнему не разговаривает? – Крепко держится за свой гнев, – ответил я. – Не то чтобы сказать ей про Лоренцо раньше что-то изменило бы в лучшую сторону. Она повидала мир, завела себе новых друзей и научилась ругаться, как пират. А если б уехала с Лоренцо, золота у нее все равно бы уже не было, а трупом ее, вероятно, кормились бы рыбки у какого-нибудь ничтожного греческого островка. – А ваша другая госпожа, Карман? Та, что потемней? – Путешественник поиграл бровями, словно знал некий непристойный секретик, тыц-тыц, мырг-мырг [243] . – После Корсики я ее не видел, ну и ладно. А вы снадобье свое держите под крышкой, Поло. Может, в последний раз она и была мила и игрива, как котенок, да только теперь редко показывается так, чтоб за нею не тянулся след отвратительных кишок и скорбящих уцелевших. – За исключеньем вас. Вам она вреда не причиняет? – Я лишь нежносердый дурак, поэтому у меня только все чувства в синяках после того, как она грубо мной воспользовалась и оставила болтаться в темноте. Но не смертельно, нет. – И почему, как вы считаете, так вышло? – Мое нахальное обаяние и острый ум, несомненно. – Нет, не поэтому. Может, вы просто на вкус гадкий. Английская еда, знаете… – Марко! – вскричал я, уставя в путешественника критический взор. – Поло! – ответил откуда-то с палубы Харчок. – Марко! – укоризненно повторил я. – Поло! – крикнул в ответ Харчок детским голоском. Так оно сколько-то и длилось, пока путешественник не признал того, что признано всеми чудовищами и великанами всех мастей: англичане восхитительно съедобны. * * * Яго немало озаботило, что снадобье Брабанцио не распалило ярость мавра и не замедлило его движенья в драке, как оно планировалось, а напротив: Отелло стал покладист, сентиментален и весьма неряшлив. Яго сидел на корточках под окном Микеле Кассио с главнокомандующим Венеции и через ставни слушал сочащиеся звуки влюбленных. – Изверг! – сказал Яго. – Он ею пользуется, как гиеродулой какой-то, вы только послушайте. – Знавал я одного помощника конопатчика в Барселоне, который так дул в гиеру, когда мы ужинать садились, – мечтательно произнес Отелло, – что заслушаешься. Баллады играл грустные – как теля мычало, маму звало. – Гиеродула – это не музыкальный инструмент, мой генерал. Кассио пользуется вашей женой, как обычной блядью. – И кто его за это осудит? – промолвил Отелло, склоняя голову набок, точно в уши ему лилась сладкая мелодия. – Она сама душа красы, само сердце доброты, мягкие перси ласкают касанье – а попа… за такую попу флот на воду спустишь, на войну пойдешь. «Так, действуй, действуй, снадобье мое!» [244] – в раздражении подумал Яго. Хотя лучше было б выполнить план, просто перерезав мавру глотку в темноте и свалив все на Кассио. А такое непредсказуемое зелье не брать. Из окна ночь оглашалась ритмичным женским повизгиваньем. Контрапунктом звучали низкие мужские стоны. Глаза у мавра закатились, он отвалился от окна на брусчатку и невидяще уставился в небо. – Столь прекрасная попа, что луна влюбленных от стыда прячет серебристый лик свой и никогда сиять больше не осмеливается. Мавр закрыл глаза и обмяк на мостовой. – Ох еб тебя ж, – рек Яго. – Зелье подействовало слишком хорошо. – Помер? – спросил рыбак, ставивший сети при свете фонарей; теперь он шел по улице домой с раздражающей крадучестью. Двумя этажами выше скрипнула ставня, и в ночь пролился свет лампы. Высунулась мальчишечья голова. – Хой, эт ты мавройского енерала грохнул? Хой! Вон тут чувак черненького потемнил, а я тока на него позырить хотел! Вдруг ставни застучали по всему околотку, позажигались лампы, и Яго поймал себя на том, что сидит на корточках над своим командиром, а на него пялится десяток зрителей. – Он мавра убил! – произнесла из своего окна какая-то женщина. – Я его не убивал. В доме Кассио открылась дверь, и бывший капитан в халате шагнул на улицу. – Яго? Что здесь случилось? [245] Вы убили Отелло? – Да видите, падучая опять. Второй припадок в продолженье суток [246] . – Никакая это не падучая – он скалится, как идиот. – Глаза сверкают так, что все созвездья посыплются с небес, лишь бы попасться ей на глаза, – прошептал мавр небу. – О чем это он? – спросил Кассио. – Понятия не имею. Помогите мне доставить его к врачу, – сказал Яго. * * * Придя в себя, Отелло понял, что лежит на маленькой кровати в маленькой комнате, а рядом с ним сидит Яго. – Где я? – спросил мавр. – Как я здесь очутился? – Вы у меня на квартире, мой господин, на постоялом дворе. Я принес вас сюда сам с врачом, когда вас подкосил удар после измены вашей жены. |