Книга Ведьма полесская, страница 29 – Виталий Кулик

— Названия у вас тут красивые: Черемшицы, Калинковичи.

— Не Калинковичи, а Каленковичи.

— А я уж думал, что Черемшицы — от черёмухи, Калинковичи — от калины.

— Черемшицы — так, а Каленковичи — не, — особо не отвлекаясь, отвечал мужичок.

— А отчего ж тогда такое название у местечка?

— Долгая песня, — сказал гость и, внимательно глянув на Прохора, решил, что в благодарность за угощение он всё же сможет уделить ему немного своего драгоценного времени.

— Ну, да так уж и быть, слушай… — начал мужичок. — Мне когда-то дьяк один рассказывал — шибко грамотный был и знал много всего всякого… Ну так вот, он говорил, что давным-давно где-то был князь по прозвищу Каленик. И было у того князя два сына-смельчака и дочка-красавица. И в ту пору по землям нашим басурмане люто гуляли, разбой творили, убивали, грабили, людей в полон уводили.

Князь Каленик собрал дружину и встал на защиту православных, выслеживал отряды басурман и громил их нещадно.

Однажды возвратился князь домой после сечи с басурманами, а дом его разорён другим отрядом. Многие люди перебиты. Князь очень переживал за судьбу дочки и сыновей, оставленных для защиты дома. Всех мертвых переглядели — нет среди них ни княжны, ни братьев её.

И тут один уцелевший старик поведомил, что храбро сражались все защитники замка, но силы были неравны. Спасая сестру, братья с немногочисленной дружиной ушли к Припяти. Вскоре, заметив это, вороги кинулись в погоню. Словно стая волков, басурмане неотступно шли по следу, — складно говорил мужичок, не забывая при этом с завидным аппетитом уминать чужие харчи.

Видимо, спешка при еде, да ещё всухомятку не пошла рассказчику впрок. Он на мгновение замолк, глаза покраснели от натуги — и громкая отрыжка облегчила его нутро.

— Давно не ел, — оправдываясь, произнес мужичок.

— Ну, а что там с княжной сталось? — поинтересовался Прохор.

— О, княжна… Басурмане были наслышаны о красоте княжны, и, видать, их самый старшой — хан или как его там — решил силой взять её к себе в наложницы.

Вот на этом месте басурмане и настигли беглецов, — задумчиво сказал мужичок, кивнув головой на церковь. — До последней капли крови сражались сыны князя Каленика… до последнего дыхания… Вот.

А когда князь спешно прибыл на подмогу, то она уже и не понадобилась. Сложили сыны головы в неравном бою… Их изрубленные тела покоились рядышком, а вокруг во многом количестве лежали поверженные басурмане.

Пустился князь в погоню, чтоб дочку свою из полона вызволить, да вскоре и её нашёл. Лежала княжна в высокой траве… В лице ни кровинки, ни соринки, всё такая же красавица… только в девичье сердце вонзён кинжал, самим князем подаренный. И понял князь, что покончила с собой его дочь, чтоб не терпеть позора и унижения.

Вот тут и похоронил князь своих детей вместе и, вонзив меч в землю, выкрикнул: «Быть тут поселению! Каленковичами именоваться ему!»

Вот такую историю поведал мне дьяк, — закончил свой рассказ мужичок.

— Интересная история, жалобная…

— Жалобная, — согласился рассказчик. — Только вот дьяк говорил, что это, видать, сказка. А по правде всё куда проще. Через наши Каленковичи тракт проходит на Бобруйск. Так вот дорогу тут пробили в обход болота великого, и получился крюк, колено, так сказать. Вот отсюда и пошло, наверное, такое название. Хотя кто его знает, а может и вправду был князь Каленик…

Перебросившись ещё несколькими малозначащими фразами, мужичок вдруг спросил Прохора:

— А ты кто будешь-то? Что-то я тебя раньше тут не примечал.

— Я до имения пана Хилькевича добираюсь. В Черемшицы мне надобно. Слыхал про Черемшицы? Что скажешь про это село? Или не слыхал?

Мужичок странно покосился на Прохора и ответил:

— Ага, как же, не слыхал! Тут про эти Черемшицы все наслышаны! А я так вообще тут всё и про всех знаю! И меня каждая собака знает! А ты вот по какому делу до пана, коли не секрет?

— Да какой там секрет! Семён Игнатьевич теперь мой новый владетель.

— Паном Хилькевичем значит куплен. Я правильно уразумел?

— Правильно. Я раньше у пана Войховского был.

— Не знаю такого… Ну а как же ты один добираешься? Ведь и грамотка соответствующая должна быть, да и доставить кто-то должен до места. А вдруг ты заблудишься — подумают, в бега подался! А?

— Да у панов всё уговорено и грамотка соответствующая состряпана. Встретить меня должны были тут у церкви. Вон уж и солнце клонится к вечеру, а никого не видно. Семён Игнатьевич давно меня знает и место мне доброе определит. Так что в бега мне не резон подаваться. А до Черемшиц далеко ль будет? Меня сюда приказчик пана Войховского доставил, так он говорил, что вёрст пять будет.

— Ну, я ни о твоём Войховском не слыхал, ни приказчика твоего не ведаю. А вот то, что до Черемшиц не меньше пятнадцати вёрст будет, это я тебе точно скажу. Можешь поверить слову Васьки Кота! — убедительно заявил мужичок и с гордостью ткнул себя пальцем в грудь.

— Мне не привыкать, — вздохнул Прохор. — Вот подожду ещё малость, да и пройдусь пешочком, если, конечно, никого не дождусь. По темноте да по бездорожью ходить я привычен. Однако с дороги не сбиться бы. Ни к чему ночью лишние круги наматывать.

— Вот то-то и оно — не сбиться! Тракт народом да возами натоптанный, дорога видная, тут-то не собьёшься. А вёрст через десять свернуть надо будет на лесную дорогу, ведущую в Черемшицы… Вот где не сбиться бы! Да-а… Было бы сегодня воскресенье — обязательно шли бы подводы с базара. А так… не советую идти ночью, да ещё и в ту сторону. В последнее время слишком уж много народу у этих Черемшиц с дороги сбивается. Послушайся, хлопче, совета Васьки Кота. Переночуешь где-нибудь, а утречком и пойдёшь. Я бы тебя с собой позвал, но ещё сам пока не знаю, где голову приклоню на ночлежку. Хаты-то у меня нема. Так вот и живу…

— Если до Черемшиц пятнадцать вёрст, то, пожалуй, мешкать не стоит. Глядишь, пока ночь нальётся, я уж и большую часть пути одолею, — решительно сказал Прохор, свёртывая холстинку с остатками трапезы.

— Хлопче, я ведь неспроста отговариваю тебя переться супротив ночи в дорогу. Недобрая молва ходит про те места.

— Во как! И что ж там такого недоброго? — не поверив Ваське Коту, весело удивился Прохор.

Его собеседник придвинулся ближе и, словно заговорщик, таинственно начал речь вести:

— Люди в тех местах поодиночке боятся из дому выходить. Особенно в лунную ночь. А всё ведьма страху нагнала. Объявилась года полтора-два назад, на болотах тамошних осела. Говорят, сначала всё ворожила да шептанием всяким занималась, а потом, знамо, мало ей этого стало. Душу антихристу продала. А к ней всё равно людишки идут, да только не хворые да убогие, а с такой же темной душонкой. Вот и пошло лихо твориться по окрестностям. Так что не ходил бы ты, хлопец, сейчас никуда. И луна-то в эти дни вся блином округлилась.