Книга Ведьма полесская, страница 49 – Виталий Кулик

Приказчик и в самом деле обернулся мигом с четвертушкой в руке и нехитрой закусью.

— Давай, дед, вон там, в сторонке присядем. Негоже чтобы видели, как приказчик пьёт, вместо того чтобы делом заниматься.

— Давай, — согласился Лявон, еле поспевая за Степаном, решительно взявшим курс на близлежащие заросли.

Долго не церемонясь, выпили по маленькой.

— А куда именно направляешься, дед?

— Пройдусь по Кривому урочищу, а енто, знамо, землица казённая. Так што, кали ты, Степан Николаич, выпытываешь, ти не в панском лесу буду ходить, то сразу кажу: не.

— А хоть бы и в панском, так что? Семён Игнатич не запрещает, — успокоил деда приказчик.

— Ну, а коли там пусто будет, тады на Галевицу заверну. Пущай уж пан не серчает. Там хоть ягод на кисель возьму. Хотя я жуть як не люблю ягоды собирать.

— Не, Семен Игнатич не осерчает. Он барин справедливый. Намедни даже говорил, что оброк мужику желает уменьшить. Да видать, не выйдет такая поблажка для селян.

— Это отчего ж? — живо заинтересовался старик.

— Давай сначала ещё по одной.

Дед Лявон, аппетитно опрокинув очередную чарку и зажевывая пером зелёного лука, выжидающе глядел на приказчика.

— Спрашиваешь, отчего ж… Так вот, дед, узнал пан Хилькевич, что манят его. И не просто обман творят, а пытаются даже смуту посеять средь крепостных. Вот поэтому пока и сумневается в своём решении Семен Игнатич, — вкрадчиво произнёс приказчик, незаметно наблюдая за реакцией старика.

— Но это пока тайна, может быть, даже государственная.

— Да неужто?! — сильно удивился Лявон. — И кто ж это осмелился на такое?!

— Появились тут у нас некоторые… К Семену Игнатичу лисой в доверие втёрлись, а сами камень за пазухой прячут.

— И много ль их-то? — почти шёпотом поинтересовался дед, почувствовав трепет от прикосновения к «великой государственной тайне».

— Пока на одного подозрение пан Хилькевич имеет. Да вот никак на чистую воду вывести не удаётся.

— И кто ж это может быть? Наши-то все на виду.

— Ну, кто на виду, а кто днями по лесу разгуливает… А пан Хилькевич пообещал, что если кто поможет изобличить бунтовщика, то и оброк всем крестьянам может урезать. Думаю, что найдется добрый и смелый человек для этого дела, люди спасибо ему скажут. А пан и награду ещё даст тому, кто верную службу ему сослужит. Это уж он твёрдо обещал!

Дед Лявон слушал приказчика и всё никак не мог уразуметь, к чему это клонит хитрый лис. Но известие насчёт награды его очень даже заинтересовало. Две маленькие чарочки горелки хоть и придали деду смелости в высказываниях, но изворотливости мысли никак не уменьшили. И он решил ускорить развязку.

— А к чему это ты, Степан Николаич, мне такое рассказываешь? Уж не думаешь ли ты, что это я смуту затеваю? Небось и награду от барского плеча за мою душу уже надеешься получить?

— Да при чём тут ты! — аж поперхнулся приказчик. — Ну, ты, дед, и вывернул. Какой из тебя бунтарь, да ещё и главенствующий. Тебе и гусей-то боязно доверить! — не подумав, выпалил Степан.

— Это отчего ж! — расправив плечи и грозно набычившись, возмутился дед Лявон, никак не ожидавший таких обидных слов в свой адрес. — Думаешь, я што, бунтовать не могу! Я в великом городе жил! Грамоту, почитай, всю знаю!

Дед Лявон был категорически не согласен с оценкой его способностей. Стариковские глаза гневно сверкали. Задетое самолюбие по-настоящему взбунтовалось, и старого не на шутку понесло.

— Понадобится — я и во главе войска могу стать! Мне б только коня видного да зипунка [31] без заплат. А лаптей столько б наплёл, што кажин день в новых ходил бы! Во как! Да мне б…

— Тихо, дед, тихо, — замахал руками приказчик. — Дальше я уже знаю: портки цветастые да девок эскадрон, — рассмеявшись, Степан еле остановил «бунтаря».

Лявон ещё немного понервничал, однако поняв, что это всё пустое, угомонился и стал выжидать, что ж дальше будет. А насмешку старик всё же запомнил!

— Ладно, дед, не хотел я обиду тебе причинить. Давай допьём!

Лявон с оскорблённым достоинством промолчал, но за чаркой руку протянул живо.

— Открою тебе, дед Лявон, до конца секрет государственной важности, — таинственно начал приказчик после допитой горелки. — Догадывается пан Хилькевич, что это новый лесник мутит воду, настраивает чернь супротив всех помещиков, а может, и супротив самого царя. А доказательств пока нияких нема. Вот пан Хилькевич и злится, оброк не хочет людям убавлять из-за этого.

— Ну а я-то тут с какого боку-припёку?

— А с такого, дед, что вся надежда только на тебя…

— Это как же? — тут уж всерьез удивился дед Лявон.

Степан пристально посмотрел на него и, словно сам был заговорщиком, начал вкрадчиво подводить разговор к «геройскому» поступку, который и должен совершить дед:

— Вот если б лесник не исполнил панский наказ…

— Не! Прошка не ослушается, — решительно заявил Лявон.

— А надо сделать так, чтоб ослушался. Это и будет доказательством его крамольности. Людям выйдет польза большая и тебе награда!

— Хм, тут надобна целая страгедия, — блеснув образованностью и нервно теребя бороду, задумчиво произнёс дед.

Видимо, в конце концов, старый всё ж соблазнился наградой.

— Не «страгедия», Лявон, а «стратегия». Это по-першае, а по-другое — никакой стратегии тут не надобно. Слухай меня внимательно…

Степан подробно втолковал Лявону план своего замысла. По этому плану дед должен будет прибыть на вырубку леса и, отозвав Прохора, поговорить с ним о пустяках, но так, чтобы остальные мужики это видели. О наказе пана Хилькевича, разумеется, не упоминать. После этого возвратиться на панский двор и доложить ему, приказчику, о выполнении поручения. А Степан уж сделает так, чтобы это слышал и Семен Игнатьевич.

— Вот и вся «страгедия». Ничего страшного и опасного, — подвёл черту приказчик.

— А награда? — без всякой скромности, нагло напомнил Лявон.

— Не переживай, разберёмся. По результату будет тебе и награда.

— Лес де рубят, в Киличевой Бели, кажись?

— Не, в Горевицком урочище.

— Ну, тады я пошёл. А ты уж за награду перед паном порадей.

— Давай, дед, с богом.

Приказчик глядел вслед старику и мысленно благодарил Бога, что он послал ему такого сообщника. Всё складывалось как нельзя лучше. Ведь даже в случае каких-то казусов можно будет всё свалить на выдумки Лявона, а уж всем известно, какой он в этом мастак. Да и так ясно как божий день, что поверят скорее приказчику, а выдумщика Лявона, в случае чего, ещё и плетью попотчевать можно будет за язык безудержный.