Книга Агрессор, страница 80 – Пенелопа Дуглас

Но я не мог. Мне нужно было ненавидеть Тэйт. Мне нужно было ненавидеть ее, потому что, если бы я не нашел выхода всей своей энергии, я бы просто взорвался. Так случилось год назад, когда она уехала. Я словно сошел с ума.

– Пока, Джаред.

Развернувшись, я моргнул. Бен окликнул меня, а она была рядом. Смотрела на меня так, будто я ничтожество. Будто я был в ее жизни никем, когда она – черт возьми! – значила для меня все.

Я сунул руки в карман толстовки, чтобы никто не заметил, как я сжал кулаки. Теперь я уже привык к этому – привык держать свою вспыльчивость под контролем, чтобы никто не знал, что именно кипело внутри меня.

Тупая стерва. Она была не в силах ранить меня.

Но пока они удалялись по коридору, я начинал задыхаться, просто пылая изнутри.

Она уходила с ним.

Она просто растоптала меня в том кабинете.

Она обыгрывала меня.

Я сильнее сжал кулаки, и пальцы заныли.

– Подвезешь?

Вот черт! От нового источника раздражения челюсти еще больше напряглись. Мне даже не нужно было поворачиваться, чтобы понять: рядом стояла Пайпер.

В последние дни о Пайпер я думал меньше всего, надеясь, что она поймет намек и отвяжется от меня сама.

Но затем я вспомнил, что кое для чего она могла оказаться полезной.

– Молчи.

Развернувшись и даже не посмотрев на девушку, я схватил ее за руку и потащил в ближайший туалет. Мне нужно было спустить пар, а Пайпер знала в том толк. Она напоминала воду. Принимала форму любого сосуда. Она не мучила меня и не предъявляла претензий. Она просто была рядом.

Уроки закончились. В туалете никого не было. Я зашел в кабинку, уселся на унитаз и посадил Пайпер к себе на колени. Кажется, она хихикнула, но, если честно, мне было наплевать, кто она такая и где я. Меня не волновало даже то, что кто-нибудь мог нас застукать. Мне нужно было забыться. Забыться так, чтобы я не слышал собственных мыслей. Чтобы перед глазами у меня не стояли ее светлые волосы и голубые глаза.

Тэйт.

Я сорвал с Пайпер короткую розовую кофточку и впился поцелуем в губы девушки. Приятного было мало. Я этого не хотел. Мне не хотелось бежать – мне хотелось расквитаться.

Вцепившись в бретельки майки Пайпер, я дернул их вниз. Бюстгальтер скользнул следом и осел на талии. Грудь открылась, и я набросился на нее, услышав стоны девушки.

«Мне было не больно, когда рядом был ты».

Я пытался убежать от Тэйт, но она преследовала меня. Прижав Пайпер ближе, я вдыхал аромат ее кожи, отчаянно желая, чтобы на месте нее была другая.

«Мне было так плохо, когда ты меня возненавидел».

Сердце колотилось как сумасшедшее, я никак не мог отдышаться. Что за черт?

Пайпер откинулась назад и принялась извиваться у меня на коленях, а мои руки скользили по ее телу, пытаясь найти избавление. Пытаясь обрести контроль.

«И мое сердце разрывалось на части. Я скучала по тебе».

Обхватив Пайпер за задницу, я покрывал поцелуями ее шею. Она снова застонала и что-то пробормотала, но я не расслышал. В голове у меня крутился всего один голос, который не могла прогнать ни Пайпер, ни любая другая девушка.

«Я любила все это, и я любила тебя».

И тут я остановился.

Из меня как будто выкачали весь воздух.

Она любила меня.

– В чем дело, милый?

Руки Пайпер обвились вокруг моей шеи, но я не мог взглянуть на нее. Я просто сидел, дышал ей в грудь и пытался хотя бы на несколько секунд поверить, что в объятиях у меня была Тэйт.

– Джаред. Что с тобой? Ты с самого начала учебного года ведешь себя странно.

О, этот чертов писклявый голос. Неужели люди не могут понять, когда стоит заткнуться?

Я провел ладонями по лицу.

– Вставай. Подброшу тебя до дома, – отрезал я.

– Я не хочу домой. Ты уже месяц меня игнорируешь. Даже больше месяца! – Она натянула майку и кофточку, но не сдвинулась с места.

Глубоко вздохнув, я попытался унять бушевавшее внутри меня бешенство. Боже, я просто хотел убраться оттуда к чертовой матери.

– Поедешь или нет? – спросил я, окинув ее взглядом, который явно говорил: «Обсуждать тут нечего».

У Пайпер хватило ума больше не задавать вопросов. Я ничего не сказал Мэдоку и тем более не собирался откровенничать с этой девчонкой.

Когда я добрался до дома, настроение стало еще хуже. Высадив Пайпер, я просто поехал дальше. Мне нужно было послушать музыку, проветриться и попытаться унять боль, саднившую в груди. Казалось, кто-то сжимал мне сердце, и, вместо того чтобы успокоиться, я только еще сильнее выходил из себя.

Все это было из-за Тэйт. Она была виной всему.

Зная, что это неправда, я все же предпочитал верить этому, ведь правда, черт возьми, обжигала меня слишком больно.

Правда заключалась в том, что я бы очень хотел вернуть тот день в парке. Мне хотелось снова оказаться возле пруда, где я решил, что она заслуживает страданий. Я бы все сделал иначе. Вместо того чтобы оттолкнуть ее, я бы зарылся лицом в ее волосы и позволил ей вернуть меня назад. Ей бы даже не пришлось говорить что-то или делать. Достаточно было бы просто заполнить собой мой мир.

Но в тот день я ненавидел ее сильнее, чем любил. И теперь я не мог смириться с тем, что натворил. Я не мог смириться с тем, что теперь она ненавидела меня, что мама не хотела иметь со мной ничего общего, что отец каждую субботу напоминал мне о том, какой…

К черту! К черту всех!

Я зашел домой, хлопнул дверью и швырнул ключи на другой конец комнаты. Внутри было по обыкновению тихо, как в церкви, только Мэдмэн цокал когтями по полу.

Он тут же принялся теребить мои джинсы, требуя внимания.

– Не сейчас, приятель, – бросил я и прошел в кухню.

Мэдмэн не мог меня успокоить. Мне хотелось что-нибудь разбить. Распахнув холодильник, я заметил, что мама оставила на двери записку.

«Ушла на всю ночь. Закажи пиццу. Люблю тебя!»

Я снова захлопнул дверь. Вечно ее нет.

Вцепившись руками в холодильник, я прислонился головой к холодному металлу. «Это неважно», – говорил я себе. Все было в порядке. Родители у меня были так себе, но кому с ними везет? Я оттолкнул Тэйт, но вокруг вертелось полно других девчонок. Я понятия не имел, как, черт возьми, жить дальше, но мне было всего восемнадцать – или почти восемнадцать.

Все. Было. В порядке.

Я сильнее сжал кулаки, желая поверить в ложь.

А затем я понял, что стою в одиночестве на кухне, вцепившись в холодильник, и убеждаю себя, что жизнь хороша.