Книга Страх. Книга 2. Числа зверя и человека, страница 7 – Олег Рой

Боже мой! Рита, моя сильная, моя отважная сестра! Что мне отдать, чтобы ты жила?

Когда мужчина в наброшенном на плечи белом халате (наверное, это был лечащий врач Риты) назвал мне стоимость операции, на меня словно рухнуло небо. Как же это?!

У нас с Ритой не было никаких сбережений, все, что оставалось от родителей, было потрачено на учебу. Машина после аварии не подлежала ремонту, а на квартире висел недовыплаченый кредит – пусть и небольшой, но перезаложить ее просто не получится. Тем более у меня.

Вот будь на моем месте Рита, она как-нибудь бы справилась, но я – не она. Я непрактичная, я…

Когда врач в наброшенном халате предложил мне донорство в Программе, я возблагодарила небеса. Ну, подумаешь, рука (или нога)! Ради Риты? Чтобы она жила? Да сколько угодно!

Да, сколько угодно…

Доктор одобрительно кивнул, быстро набрал какой-то номер, обменялся с кем-то несколькими короткими, деловыми, односложными фразами.

– За вами вышлют машину, – сообщил он. – К счастью, у меня на примете как раз есть семья, которая давно хотела иметь ребенка. Вы спасете свою сестру ценой потери одной конечности. – Он вздохнул. – Если бы можно было обойтись без этого. – Это прозвучало довольно фальшиво, но мне было все равно. Главное – Рита выживет. – Клиника пойдет вам навстречу, – объяснял он, пока мы ждали машину. – Пока вы оформляете документы и реализуете контракт, мы будем проводить поддерживающую терапию за свой счет. Но не тяните с этим.

Как будто я собиралась тянуть! Быстрее, быстрее, где там эти чертовы документы на донорство, где там этот ваш аппарат?!

У выхода из отделения доктор усадил меня в новенький «Роллс-Ройс».

Когда я садилась в машину, над нами пролетели два ворона. Они летели совсем низко и зловеще скрежетали. Наверное, это были те самые… Провожали…

15.12.2042. Город.

Клиника. Анна

Боль была всеобъемлющей и бесконечной.

Она плескалась в моей голове тяжелым багровым морем, и от нее некуда было бежать. Я сама врач и прекрасно понимала, что это значит. Никаких иллюзий у меня не было.

Собрав волю в кулак, я открыла глаза. Передо мной словно плыл туман, но усилием воли я разогнала и его. На самом деле это просто. Я сказала бы, адски просто – надо только смириться с тем, что твоя боль больше никуда не уйдет. И действовать, не обращая внимания ни на что.

Как тогда, в то бесконечно далекое время, когда у моей кровати в совсем другой клинике появился змий-искуситель. Лишенный каких бы то ни было человеческих чувств, с холодными, змеиными глазами.

Искоса (голова не поворачивалась) я бросила беглый взгляд на мониторы. Да уж, убедительно. На томографе была прекрасно видна картина разрушений – алые пятна кровоизлияний растекались по мозгу, проникали вглубь, поражая его слой за слоем. И каждое мое усилие – мыслить ли, двигаться ли – усугубляло и без того безрадостную картину. Все-таки человек – удивительное существо: мне казалось, что я все чувствую и понимаю совершенно ясно, хотя, судя по показаниям приборов, конец меня как личности приближался стремительно и неотвратимо. И я его, похоже, еще ускоряла.

Неподалеку от меня, но глухо, как сквозь подушку, слышались голоса Макса и Феликса.

– Я сейчас позвоню Ойгену, – говорил мой сын. – Может, он что-нибудь придумает, он же на эту чертову Корпорацию работает.

Как страшно было это слышать! Как же я хотела остановить его! Сказать, что Корпорация – это чудовища, в которых нет ничего человеческого, и Ойген – такое же чудовище. Враг.

Нужно рассказать Максу правду, до которой он даже сейчас, когда везде кричат про АР, так и не додумался.

Но я не могла, я не могла произнести ни слова.

– Алло… Ойген, это Макс. Тут такое дело… Короче, у Феликса девушка попала в аварию… Нет, не знаю где! В общем, у нее посттравматический инсульт, нужна операция… Что-что, сам не знаешь?.. Деньги нужны!.. Ты теперь, ходят слухи, большая шишка… И мать у меня тоже в больницу попала! И почти с тем же диагнозом… Нет, я думал, ты ведь мог бы распорядиться, чтобы Риту прооперировали сейчас, а я потом заплачу эти чертовы деньги… Риту… это Феликса девушка… автомобильная, какой-то мудак на автотрейлере въехал… Какая разница где? На окружной… Я буду очень тебе обязан, и Феликс… я понимаю… Ну ты уж постарайся! Хорошо, сразу мне звони… Спасибо, мы ждем. Он сказал, что попробует, – Макс, видимо, старался успокоить Феликса.

К этому моменту сил у меня стало немного больше. Цена этого улучшения была прекрасно видна на томографе. Я сама приближала смерть своего мозга, но мне было за что платить эту цену.

– Он ничего не сделает. – Мой голос почти не дрожал.

– Мама!..

Макс бросился ко мне, упал на колени у кровати…

– Почему? – тихо спросил Феликс.

– Ойген не друг. – Каждая фраза требовала от меня таких усилий, словно я поднимала с земли железную наковальню. – Он враг. Он работает на Ройзельмана.

Я могла сказать гораздо больше. О том, что Ройзельман – опасный маньяк, фанатик, одержимый идеей торжества науки, для которого люди – лишь объект для наблюдений и экспериментов. Но у меня просто не было на это сил.

Я посмотрела на Макса. До чего же он все-таки хорош! К сожалению, как ни пыталась я найти в его чертах сходство с моим погибшим мужем, мне этого не удавалось. И если бы я не знала, что партеногенез невозможен для человека – до сих пор невозможен, я решила бы, что Макс только мой сын. Он очень похож на мои собственные юношеские фото. Очень.

Хотя иногда мне казалось, что для Ройзельмана, с его поистине дьявольской одержимостью своими безумными идеями, слова «невозможно» не существует. И тогда мне становилось страшно.

– Твой отец погиб за шесть месяцев до твоего рождения, – начала я, собрав в кулак все свои силы. – Мы попали в аварию. В горах. Машина сорвалась на каменную осыпь и взорвалась. Эрик успел меня вытолкнуть. И все. Я отделалась несколькими переломами и ушибами.

– А как же нога? – Макс смотрел непонимающе, почти отчужденно.

– Я не хотела жить без Эрика. Едва не сошла с ума. Меня привязывали к койке, чтобы… Больше всего меня убивало, что Эрик просил, а я так и не решилась забеременеть.

– Но как же… – Макс был ошеломлен.

– Пришел Ройзельман. Однокашник отца. Не друг, но… И сказал, что может мне дать ребенка от Эрика. Невозможно – тело практически сгорело! Ройзельман сказал, что он сможет. Достаточно одной живой клетки. Ему нужен был эксперимент. Материал для эксперимента.

Я перевела дыхание, говорить становилось все труднее, но рассказать было необходимо: