
Онлайн книга «Васек Трубачев и его товарищи»
– Да, да! А мы думали, что вы их догнали и все вместе уехали… А о Сергее Николаевиче ничего не слышно? – Нет, как же услышать… Да он, верно, на фронте теперь. За окном послышался шум. Залаяла собака, загудели машины; из темноты блеснули фары, по улице забегали огоньки, послышались голоса. Нюра схватила со стола лампу и поставила её на печь. Из-за перегородки вышла босая девочка лет десяти. За ней волочилось серое байковое одеяло. Не обращая внимания на мальчиков, она закуталась в него и села на скамейку, подобрав под себя ноги. Валя села с ней рядом, обняла её за плечи: – Мама придёт – не бойся. Девочка молча, с беспокойством в глазах, глядела на дверь. По селу мчались мотоциклисты, под окнами пробегали солдаты. – Лида, я за тётю Ульяну боюсь… Может, выйти поглядеть? – сказала Нюра Синицына. – Не надо. Подождём ещё. Валя тихо говорила что-то девочке в байковом одеяле. Та слушала её, не отвечая и не сводя глаз с двери. – Маруся, дочка тёти Ульяны… За маму свою боится, – шепнула Ваську Лида. – А куда она пошла? Лида прижалась губами к его уху: – В лес… Спустя полчаса, когда шум в селе затих, девочка на скамейке вдруг подняла голову и радостно улыбнулась: – Мама! В хату поспешно вошла Ульяна. Она неровно дышала; стёганка на её груди расстегнулась, платок, повязанный двумя концами под розовым подбородком, съехал на затылок. – Що, попугались, диты? Она накинула на двери крючок, сунула Нюре какую-то сумку, сбросила с себя стёганку и, увидев ребят, строго спросила: – А то чьи хлопцы? – Это свои… наши! – поспешили объяснить девочки. – Нас Матвеич послал, – сказал Васёк. – Матвеич? – Мирониха всплеснула руками; красивое лицо её, румяное от ночного ветра, побелело, губы мелко-мелко задрожали. – Боже ж ты мий! Боже ж мий! – Она медленно подошла к Ваську, со страхом оглянулась на свою дочку: – Доню моя… Может, про батька своего сейчас прослышим? Девочка посмотрела на Васька: – Живой он? Васёк отошёл в угол, расстегнул ворот, вытащил толстый пакет. Мирониха с трепетом взяла его, осторожно надорвала края, не переставая шептать: – Боже мий, боже мий… В конверте была пачка бумаг и письмо. Мирониха спрятала бумаги на грудь, поднесла к лампе письмо и громко прочитала: – «Милая жена моя Ульяна! Дорогие мои дети…» Мирониха заплакала, прислонясь лбом к печке и прижимая к груди письмо. – Живой! – радостно сказала девочка, оглядываясь на встревоженные лица ребят. – Это она от радости плачет! Папка живой? – Она вдруг разговорилась. – Наш папка не помрёт! У него сила большая! Он здоровый – он может сразу десять фашистов уложить! – Та молчи! – прикрикнула на неё Ульяна. Она уже не плакала, а дочитывала письмо, разглядывая его при свете лампы со всех сторон. Потом, вытерев кончиком платка мокрые щёки, облегчённо вздохнула, положила в пакет письмо и вышла за перегородку. – Собирайте на стол, девчата, – послышался её голос. Нюра и Лида вытащили из печи кулеш, поставили миски, нарезали хлеб. Мирониха вышла, подсела к столу: – Угощайтесь, гости дорогие, чем есть! Небогато теперь у нас. Живём по пословице: «Казала Настя, як удастся». Мальчики вдруг почувствовали отчаянный голод и набросились на еду. Девочки угощали их и расспрашивали про Мазина, Русакова, Сашу, Севу… Передавали поклоны. Ульяна тоже спрашивала – про Матвеича, про то, что делается в колхозе, как живут там при фашистах люди. Спрашивая, она часто смотрела в угол на ходики и морщила лоб – видно, думала своё, другое… Одинцов вдруг что-то вспомнил, вытащил из кармана Нюрины стихи и с чувством прочёл: Зелёненький поезд сюда нас привёз… Девочки удивились: – Откуда это у вас? – Хлопцы принесли. Нюра покраснела: – Ой, это, наверно, кто-нибудь мою тетрадку по дороге нашёл! Она из корзинки выпала… Я и видела, но не до неё тогда было… – А мы так обрадовались! – с жаром сказал Одинцов, пряча бумажку. И как будто невзначай добавил: – Хорошо ты стала писать! Мысли хорошие! После ужина Валя убрала посуду. Мирониха вздохнула, поглядела в окно: – Ну, хлопцы, накормила я вас чем могла, а оставаться вам тут нельзя – того гляди, эсэсовцы по хатам забегают. Прицепятся: кто такие, – беда будет! Хоть и жалко мне вас, а надо вам потемну из села выйти. Матвеичу скажете: живы, здоровы, а что надо – пускай присылает. – Она встала, накинула стёганку, повязала платок. – Пойдёмте, голубчики мои, провожу… Опасно вам одним идти, ещё на патруль наскочите. Девочки умоляюще взглянули на Мирониху. У Лиды блестели в глазах слёзы. – Мы и не повидались совсем, – тихо шепнула она Ваську. – Когда теперь придёте? Валя и Нюра тоже загрустили. Одинцов вдруг с жаром стал доказывать Миронихе, что ей не к чему их провожать, что они дорогу заметили и найдут сами. – Вам нельзя, вы ещё скорей нас попадётесь. Мы где ползком проползём, где за кустом спрячемся, а вы уже старая всё-таки! – горячо сказал он. – Старая? – Мирониха засмеялась, на красивом лице её блеснули ровные белые зубы. Коля покраснел, спрятался за Васька. Девочки засмеялись. – Ну, добре! Что я старая, так я с этим не согласна. А что опасно мне сейчас выходить, это ты правду сказал… Только и одних вас пускать нельзя: вы нездешние, наших тропок не знаете… – Она глубоко вздохнула, посмотрела на Маруську: – Снаряжайся-ка, доню… – Тётя Ульяна, я пойду! Я с Лидой! Мы огородами пойдём, – вскочила Валя. – Я там каждый кустик знаю. – Тётя Ульяна, мы пойдём! – запросилась Лида. – Пусть Маруся останется! – Ну, добре! Идите, девчатки, только промеж гряд осторожненько… Покажите дорогу, да и назад! – И я пойду! – сказала Нюра, бросаясь обуваться. – Куда все? – рассердилась Мирониха. – У меня за двух-то сердце изболит! Сиди, а то никого не пущу! Лида и Валя, уже одетые, стояли у двери. Прощаясь с мальчиками, Нюра отвернулась, заплакала. – Не плачь. Мы всё равно все вместе будем, – тихонько утешал её Одинцов. Васёк вынул из кармана дудочку: – Вот возьми для Павлика, пусть играет. Мирониха на прощанье дала ребятам по куску хлеба, насыпала в торбу варёной картошки. – Дорогие вы гости, а оставить вас не могу – не хозяйка я теперь в своей хате! – с горечью сказала она. |