Онлайн книга «Васек Трубачев и его товарищи»
|
Макитрючка, прижавшись к стене, с ненавистью глядела ему в глаза и не двигалась с места. – Господи помилуй, господи помилуй! – бормотала баба Ивга. – Что ты кричишь, Петро? Что мы тебе сделали? Петро сбавил тон. – Я тебя не обижаю. Не про тебя речь. Я за хлопцами пришёл. Полковник требует. А она против власти идёт! Я с ней ещё поквитаюсь! А ну, пошли за мной, хлопцы! Он схватил Генку за руку. Генка вырвался и отбежал к сбившимся в кучу ребятам. Петро с недоброй усмешкой взглянул на Ивгу: – Всю шайку у себя хороните? Ничего, там старику язык развяжут! Через внука развяжут да через пионера вашего! – Он кивнул на Севу. Баба Ивга бросилась к ребятам; раскинув руки, загородила их: – Не дам детей! Хоть убей на месте, не дам! Петро отшвырнул её в сторону, шагнул к остолбеневшим от ужаса и неожиданности ребятам и опустил тяжёлую руку на худенькое плечо Севы. Сева молча рванулся, сбрасывая с плеча его руку. Васёк, загораживая собой товарища, изо всех сил толкнул полицая. Озверевший Петро ударил его кулаком в грудь и с ругательствами схватился за кобуру. Мазин повис на его руке. Петька вцепился зубами в волосатую кисть. С другого боку на полицая навалились Одинцов, Саша и Генка. Баба Ивга бросилась в сени, заложила на крюк дверь. Макитрючка схватила шкворень и ударила Петро по голове. Полицай охнул и осел на пол. – Уходите, деточки! Уходите, голубята мои! – зашептала баба Ивга. – Господи помилуй, уходите скорей! До Матвеича идите! Макитрючка трясущимися руками выпроваживала ребят за дверь: – Уходите, уходите! Мы тоже уйдём! В лес уйдём! Степана упредить надо!.. Не оглядываясь на Петро, Одинцов схватил из-под лавки рюкзак. Васёк по одному пропускал мимо себя ребят. Дрожащие губы плохо повиновались ему, в голове шумело. Он недосчитывался Генки. – Где Генка? Где Генка? Мазин и Одинцов вели обессилевшего Севу. – Генка убежал, – прошептал в темноте Петька. * * * Шли с трудом, зорко вглядываясь в каждый бугорок, продираясь через кусты и колючки. Все молчали; ужас только что пережитого гнал вперёд. За селом ребята выбились из сил; шатаясь, добрели до копны с сеном и сели под ней, тесно прижавшись друг к другу. Над скошенным полем стояло густое дымное облако. Оно медленно росло, расплывалось по всему небу и заволакивало редкие звёзды. Петька вдруг сплюнул и с дрожью в голосе сказал: – Я ему руку насквозь прокусил! Ребята хмуро молчали. В глазах у всех ещё стояла страшная фигура озверевшего полицая. – Гадина! – процедил сквозь зубы Мазин. Одинцов зябко повёл плечами. Васёк вспомнил иссиня-белое лицо Макитрючки, вытер рукавом холодный пот и строго сказал: – Хватит об этом! Ребята снова замолчали. В тишине было слышно, как трудно дышит Сева. – Значит, деду не удалось подложить документ! – вдруг прошептал Петька, глядя на всех испуганными глазами. Васёк вскочил: – Да, да, чего же мы сидим? Надо скорей к Матвеичу. Надо ему всё рассказать… Ведь и Генки нет. Где Генка?.. Пойдём скорей! Ребята поднялись, прибавили шагу. Шли от копны до копны. На небе колыхался чёрный столб дыма. Сквозь него вдруг пробились красные языки пламени. – Пожар! – В стороне пасеки горит! – тревожно сказал Васёк. – Может, кто копны с сеном поджёг… Бежим скорей, а то ещё полицаи наедут сюда!.. Спотыкаясь и падая, бежали по полю. Зарево разгоралось; запахло гарью. Завиднелись тополя, освещённые огнём. Оставив далеко позади товарищей, Васёк бежал изо всех сил. В овраге перед пасекой было светло как днём. Васёк взбежал по тропинке и остановился, поражённый страшным зрелищем. Горела пасека… * * * Хата Матвеича была охвачена огнём. С треском горели балки, из-под накалённой вздыбленной крыши вырывалось пламя, огонь бушевал в чёрных провалах окон, длинные красные языки лизали сухие стены. Над пасекой стоял зловещий гул – всё трещало, рушилось, разбрасывая далеко вокруг снопы искр. Всё гибло. Развесистый дуб над крыльцом стонал, как человек, качая обгорелой верхушкой; по стволу его змейками пробегали огненные искры, ветки обуглились. На молодых вишнях чёрными узелками скрутились листья; воздух стал накалённым и сухим; в густой траве был виден каждый цветок. К хате нельзя было подойти. Натянув на голову курточки, ребята бегали вокруг пожарища. Васёк бросался вперёд, задыхаясь от нестерпимого жара: – Матвеич! Матвеич! Николай Григорьевич! Мазин, чёрный от дыма, указывал на бушующее пламя. На глазах ребят стропила с треском провалились, крыша рухнула, Огонь, получивший новую пищу, забушевал ещё яростней… С шумом вырывались снопы искр, падали горящие головни. Ребята отбежали к плетню. Мазин подошёл к товарищам. – Кончено!.. – сказал он и, махнув рукой, отвернулся. Откуда-то издалека раздался вдруг жалобный вой. – Бобик! – догадался Васёк. У всех мелькнула надежда. Вой повторился, но, потерявшись в шуме пожара, затих. – Бобик! Бобенька! – кричали ребята, бегая по саду. Обыскали кусты, бросились по тропинке к реке. По пути натыкались на опрокинутые ульи; в одном месте они были беспорядочно нагромождены друг на друга. Васёк несколькими прыжками достиг берега. Ребята со всех сторон тоже бежали туда. Из кустов выскочил Бобик; он бросался к мальчикам и, взвизгивая, звал их за собой. Недалеко от воды, за широким пнём, плечом к плечу лежали два товарища. Около них валялись расстрелянные гильзы. Лицо у Матвеича было серое, бескровное. Голова Николая Григорьевича откинулась назад; серебряные волосы с запёкшейся кровью прилипли ко лбу. Неровный горячий свет пробегал по мёртвым лицам, на короткие мгновения оживляя застывшие черты. Ребята остановились. – Матвеич! – позвал Васёк. Ответа не было. Бобик поднял морду и снова протяжно завыл. Колени у Васька вдруг подогнулись; он сел на траву и дотронулся до неподвижной, холодной руки Матвеича. Матвеич был тем человеком, который в памятный солнечный день доверил первое боевое задание пионеру Ваську Трубачёву; Матвеич пригрел и окрылил его мальчишеское сердце. – Матвеич… Ребята стояли молча, опустив головы… Огромное пламя пожара бросало на воду красные отблески. Ветер, набегавший с реки, знобил плечи. |