Онлайн книга «Васек Трубачев и его товарищи»
|
После казни деда Михайла Костичка вместе с детьми ушла в лагерь к мужу. Увидев её, ребята обрадовались. Генки не было: он ходил по лагерю – искал Гнедка. Митя подозвал мальчика к себе: – Сейчас, сейчас, Генка, придёт твой Гнедко, не бойся! – Не бачу я его… Може, убитый? – хмуро спросил Генка. – Да нет! Сейчас сам увидишь. Экий ты недоверчивый! Из-за деревьев выглянул Сенька. Он тянул на поводу стройного, высокого жеребца. – Гнедко!.. Генка заложил в рот два пальца и тихонько свистнул. Жеребец ответил тихим радостным ржанием и, высоко подкидывая спутанные передние ноги, поскакал навстречу хозяину. Генка обнял его голову, прижался к ней лицом и беззвучно заплакал. Конь мягкими чёрными губами трогал шею и руки Генки, глядел на него большими понимающими глазами и тихонько фыркал. – Михайлов внук плачет, – хмуро говорили партизаны. – Не мешайте ему, не подходите, – останавливал Митя. Историю Генки и его коня хорошо знали в партизанском отряде. Выплакавшись, Генка по-хозяйски осмотрел своего Гнедка. – На що звязали? – сердито сказал он Сеньке. – Освободи его! Он теперь от меня никуда не уйдёт. Сенька послушно распутал верёвку на ногах жеребца. Генка осмотрел копыта коня, провёл рукой по мягкой спине и заметил след от седла. – Плохо седлаешь… Так спину коню можно натереть! – строго сказал он, отпуская Гнедка и глядя ему вслед. – Овёс даёте? – А як же! Всё даём – и овёс и хлебца даём, – торопливо уверил его Сенька. Когда Генка вернулся к ребятам, глаза у него были красные, но блестели и хмурое выражение лица смягчилось. * * * – Ешьте, ешьте! – угощал ребят Митя. Он чувствовал себя хозяином здешних мест и, радуясь впечатлению, которое произвёл на ребят лагерь, с мальчишеской гордостью говорил: – Вы что смотрите? Целый город у нас тут! Это ещё что! Мы ведь только что перебрались сюда, а вот подождите – укрепимся хорошенько… После соединения с макаровцами лагерь расширился и стал походить на большую стройку. Место было выбрано для зимовки. Партизаны устраивали себе тёплое жильё. Слышался стук топоров, падали деревья, визжали пилы. Землянки строились прочные, с печами и маленькими окошками. Стол, за которым сидели ребята, издавал свежий смолистый запах. Для кухни было отведено особое место. Под навесом был сложен весь кухонный инвентарь, отбитый у фашистов. Были две просторные палатки для раненых. Ребята узнали, что за день до их прихода был совершён крупный налёт на Жуковку, пущен под откос поезд с эсэсовцами, взяты большие трофеи: ручные пулемёты, винтовки, обмундирование. – Неплохо Гитлер вооружил нас! – смеялся Митя. Пока Митя рассказывал, Мазин рыскал глазами по лагерю, оглядывая постройки и что-то соображая про себя. Тревогу его разделял Петька Русаков. Ещё в дороге Митя сказал ребятам, что их отправят домой. Девочки, Саша и Сева Малютин искренне и шумно радовались. Одинцов тоже хотел домой, но он ждал, что скажет Васёк Трубачёв. Он всегда и во всём поддерживал товарища и расставаться с ним не хотел, несмотря на желание ехать домой. Васёк задумался. Он, конечно, хотел бы воевать вместе с партизанами, но ослушаться взрослых не мог. – Приказ – это всё! – подумав, сказал он Одинцову. Генка вёл себя так, как будто слова Мити вовсе не касались его. Мазин и Русаков решили «отчаянно» просить командира оставить их в отряде. – Я прямо заплачу, Мазин! – серьёзно говорил Петька. – Я тебе «заплачу»! Что ты, у тётеньки в племянники просишься, что ли? Ты в партизаны просишься у командира! – Верно. Я лучше буду так смело говорить… Мазин сделал гримасу: – Тощий ты и маленький… не имеешь внушительного вида. Петька с огорчением разглядывал себя: – А ты скажи, что мне пятнадцать лет. – Не дурак я, чтобы перед умными людьми врать! – огрызался Мазин. Пока ребята ели, партизаны, занятые своими делами, издали разглядывали их. – Рыжий – это, видать, командир. Весь отряд привёл! – А тот, с краю сидит, глазастый, – говорят, вместе с дедом Михайлом работал! – Эх, война! Всех зацепила! – Вот глядишь – дети совсем! А у них уж свои герои есть, – качал головой бородатый старик, натачивая пилу. – А в чём дело? Дело в воспитании, тут ничего не скажешь. – Воспитание советское… Строители будущего! В коммунизме будут жить! – откликнулся военный, пришивая пуговицу к своей гимнастёрке. – Крепкие ребята! Друг дружку в беде не бросали! – с уважением сказал молодой хлопец. – А собачка-то откуда взялась? Для компании, что ли, привязалась к ним? – Собака Ивана Матвеича. Бобиком зовут. Я на пасеке бывал, знаю. У Бобика нашлись старые знакомые, но он держался около ребят и радостным визгом встречал Оксану. Он признавал в ней бывшую хозяйку. * * * После еды ребята долго плескались за дощатой перегородкой, где прямо на костре нагревался большой котёл воды. Оксана стригла и мыла ребят сама. Она по очереди тёрла им спины мочалкой, густо намыливая трофейным мылом. Волосы быстро и искусно подравнивала большими садовыми ножницами. По просьбе Васька ему был оставлен небольшой чуб на лбу. Намылив одного, Оксана переходила к другому, потом ставила всех рядом и обливала из одного ведра. Ребята расшалились, бегали вокруг костра, боролись и хохотали до слёз. Оксана с улыбкой глядела на их шалости, давая им повеселиться; потом, найдя, что достаточно, натягивала на каждого длинную мужскую рубашку: – Переспите ночку в этих, а завтра свои наденете. Ребята, хлопая рукавами, бежали из бани в Оксанину землянку. Бобик мчался за ними. Партизаны хохотали: – Вот так обрядила ты их, мамаша! Девочки, уже умытые и чистенькие, сидели на нарах. В лесу быстро темнело. Оксана закрыла мешком маленькое оконце и зажгла коптилку. Когда ребята уже улеглись, пришёл Степан Ильич. Мальчики подробно рассказали ему всё, что пришлось им пережить в эти дни. Степан Ильич хмурился, вздыхал. Об одном только не говорили ребята – о Вале Степановой, с которой они долго прощались, уходя из Макаровки. Генки не было. Он пропадал у Гнедка. Оксана мыла Генку последним и сама привела в землянку. Степан Ильич ласково смотрел на мальчика – видимо, искал для него утешительных и ободряющих слов, но Генка был занят своими мыслями и только нетерпеливо спрашивал: – Позовёт нас командир к себе? – Может, и позовёт, – отвечал Степан Ильич, недоумевая, зачем Генке нужен командир. – Вот кончится война, прогоним гитлеровцев – и вернёмся мы с тобой, Генка, в село, будем вместе хозяйнувать. Михайлов внук – дорогой человек для нас… А пока поедешь ты с ребятами в Москву, будешь учиться… |