
Онлайн книга «Васек Трубачев и его товарищи»
– Ну что тебе, жалко? Силу свою показать хочешь? – рассердился он на товарища. – Пускай тащит! – «Пускай»! – проворчал Мазин, наблюдая за муравьём. Я ихнюю повадку знаю – он сейчас весь муравейник на помощь приведёт… К муравью действительно приползли на помощь такие же рыжие большие муравьи; они ухватились за хлебную крошку и тащили её в разные стороны. Мальчики заинтересовались муравьями. Неподалёку оказался муравейник. – Ишь, трудятся! – с уважением сказал Мазин и, подержав над муравейником ладонь, сунул её Петьке: – Понюхай. Муравьиный спирт вырабатывают… Но Петька уже забыл о муравьях. Он думал о чём-то своём, обхватив руками голые коленки и часто вздыхая. – Чего это ты? – покосился на него Мазин. – Ничего… Я думаю, Мазин… как бы не умерла моя мама… Петька шмыгнул носом. Мазин протянул ему серую тряпку – бывший носовой платок. – Высморкайся, – разрешил он. Потом, помолчав, спросил: – А чего же это она так, с бухты-барахты, помрёт вдруг? – А первая моя мама отчего умерла? – Не знаю. – Так и эта может умереть… Будет ждать, ждать… – Петька снова высморкался и шёпотом добавил: – А потом умрёт… Мазин вдруг вспомнил свою маленькую комнатку и больную мать с повязанной полотенцем головой. – Эх, жизнь! – тоскливо протянул он. – Плохо быть семейным человеком, Петька… Петька, услышав в его голосе сочувствие, заплакал. Мазин сморщил лоб, выпятил губы и уставился на ореховый куст. Потом опустил глаза, одним щелчком сбил с платка муравьёв и встал. – Враги кругом… война… а мы за мамочкины юбки хватаемся! – сердито сказал он. – Здоровые парни… нам воевать пора! Петька взмахнул длинными ресницами, мокрые глаза его заблестели. – Воевать, Мазин? – А что же, плакать? – жёстко усмехнулся Мазин. Петька вцепился в его плечо и лихорадочно зашептал: – Надо было тогда… с Красной Армией уйти… я говорил… – А товарищей бросить? – Не бросить, а просто уйти… Мазин покачал головой, задумался. Петька выжидающе смотрел на него: – Мазин… – Надо оружие достать. И всем отрядом – в бой! – сказал Мазин, раздувая ноздри. Где-то хрустнула ветка. По траве, вытягивая вперёд острую мордочку, пробежал ёжик. Мазин встал: – Ну, пошли скорей! Петька завязал узелок, надел его на палку. Шли долго. На повороте, где когда-то Сергей Николаевич ждал ребят, был врыт столб. На столбе была прибита доска с надписью на чужом языке. Мазин схватил увесистый булыжник, оглянулся. На шоссе было пусто. Петька тоже поднял камень. Вдвоём они сшибли доску на землю и потоптали её ногами: – Наша земля, наша дорога!.. Потом, взволнованные и довольные этим происшествием, углубились в лес. Шли по памяти и по оставленным когда-то дорожным знакам. У обоих болели ноги, но, чем ближе они подвигались к лагерной стоянке, тем больше ускоряли шаг. Обоими владела одна мечта – найти какой-нибудь след Митиного пребывания в лагере. – Эх, жизнь! – время от времени бросал на ходу Мазин. В папоротнике желтели лисички. Под старыми дубами крепко сидели на толстых ножках боровики; под молодыми сосёнками ютились маслята, к их коричневым шапкам лепились прошлогодние листья и сосновые иглы. Мазин нагнулся и поднял разломанный пополам гриб; другой гриб, рядом, был раздроблён на мелкие куски. Мальчики одновременно наклонились над ним, стукнувшись головами. – Копыто лошади, – прошептал Мазин. Петька, ползая на четвереньках, указал товарищу на глубокий, вдавленный след: – Давно проехал – в ямку иглы нападали. Мальчики медленно передвигались с места на место. Следы привели их к кусту рябины. Ветки её с одной стороны были сильно примяты. Мазин указал на коротко выщипанную вокруг траву: – Лошадь паслась… – Генка! – радостно шепнул Петька. – А может, фашист? Тревога сжала сердца мальчиков. Перебегая от дерева дереву, они осторожно подошли к лагерной полянке. Там было тихо и безлюдно. Чернело обожжённое костром место, где Синицына варила кашу. Валялись обрубленные ребятами колья Мазин и Русаков долго не могли найти яму, где были сложены продукты и вещи. Замаскированная дёрном, она была почти незаметна среди зелени. Наконец Петька вспомнил, что немного влево от этого места он воткнул кустик орешника. Кустик, уже засохший и сморщенный, был на месте. Мазин приподнял край срезанного дёрна. Под ним забелела палатка. Мальчики лихорадочно считали продукты и вещи: – Палатка одна, а было две… Консервов мало… хлеба нет! – Аптечка… Ящик с аптечкой! Я сам его клал. Вот тут клал! – захлёбываясь, шептал Петька. – И письма в клеёнке, которое Сергею Николаевичу оставили, тоже нет. Одинцов его над костром вешал, я сам видел! У Мазина беспокойно бегали глаза, он что-то искал: перебрасывал вещи, вытаскивал посуду, заглядывал на дно. – Это кто-то другой был, – мрачно заявил он на вопросительный взгляд Петьки. Усталость и печаль овладели обоими. Мазин долго сидел задумавшись над раскрытой ямой. Митя оставил бы ребятам письмо или хоть какой-нибудь знак, что он жив. Мазин встал, обследовал поляну, спустился к реке. Наступили сумерки. Петьке стало страшно. Он сел, пристально вглядываясь в темнеющий лес. С берега донёсся до него торжествующий крик: – Сюда! Сюда! Мальчик стрелой понёсся на голос товарища. Неожиданное зрелище предстало перед его глазами. Мазин плясал танец диких, высоко вскидывая ноги и выкрикивая одни и те же слова: – Бинточки! Бинточки! Тра-ля-ля! Тра-ля-ля-ля!.. В руках его болтались длинные серые бинты из полотна бабы Ивги. Петька мгновенно захватил себе другой конец и тоже пустился в пляс: – Митины бинточки! Тра-ля-ля! На берегу валялся пустой ящик из-под аптечки. Через несколько минут, выкупавшись в реке, голодные, но счастливые, ребята уселись на берегу. Незаметно подкрался вечер. Костёр разводить боялись. Петька принёс банку консервов, но Мазин решительно велел положить банку обратно. – Это Митино, а ты берёшь! Ведь он где-то в лесу блуждает, у него весь запас тут, – с укором сказал он. Петька смутился и сейчас же предложил: – Мазин, останемся тут навсегда! Он придёт – а мы тут! Оба замечтались о встрече с Митей. Мазин глядел в тёмное небо и, потягиваясь, радостно бормотал: – Эх, жизнь! Он представлял себе, какую счастливую весть принесут они с Петькой ребятам. И, словно угадывая его мысли, Петька добавил вслух: |