Онлайн книга «Васек Трубачев и его товарищи. Книга 1»
|
Она полезла под стол. Васек присел на корточки и, приподняв скатерть, с жаром продолжал: — У нас все ребята любят его! И не то чтобы он очень добрый, он даже улыбается редко… — Нашла, — вылезая из-под стола, сказала тетка и вдруг озабоченно спросила: — С чего же это он все улыбается да улыбается? — Кто? — Да учитель ваш. Эдак и с ученья твоего мало толку будет. — Да ну тебя! — рассердился Васек. — Я совсем наоборот говорил. — Это что же такое «наоборот»? — сдвинув на нос очки, строго допытывалась тетка. Васек посмотрел на нее и прыснул со смеху: — Ой, не могу! — Ишь, смеяться-то ты горазд, — добродушно сказала тетка. — А вот посмотрю я, как в учебе поспеваешь. Очень уж вас балуют теперь. А про учителя ты лучше отцу расскажи: он человек самостоятельный, пускай сам разбирается, кто плох, кто хорош. Васек с хохотом выкатился в кухню: — Таня! Я тете Дуне про учителя рассказываю, а она… она… сначала… боксером его… Васек беззвучно затрясся от смеха. Таня взглянула на его лицо и тоже залилась смехом. Тетка вышла в кухню и, поглядев на Таню, ехидно сказала: — Не знаю, кто из вас старше да умнее! Но слова эти только подбавили жару в огонь. Васек и Таня смеялись уже без всякой причины, неудержимо и весело. Павел Васильевич пришел поздно. Он был взволнован предстоящей длительной поездкой. — Недельки на три укачу, — говорил он, глядя на Васька теплыми, озабоченными глазами. — Ты тут не скучай, Рыжик… В этот вечер они долго разговаривали. Васек торопливо рассказывал отцу все свои новости. Учитель по рассказам сына понравился Павлу Васильевичу. — Вот и гляди, чтобы не ударить перед ним лицом в грязь, — поучал он. Тетка долго не гасила свет, но вмешиваться в разговор не решалась. Утром в доме была суматоха. Тетка собирала отца в дорогу: пекла ему пирожки, складывала в чемодан белье и метила его, чтобы оно, чего доброго, не перемешалось с чьим-нибудь чужим. Васек ходил за отцом по пятам и ежеминутно спрашивал: — Ты целые три недели будешь? — Три недели. Васек вздохнул: — Ну ладно. Сегодня все ребята принесут в школу свои работы или коллекции. Я тоже хотел выжженную коробочку взять и мамину рамку. Отец и сын начали разглядывать выжженные Васьком вещицы. Васек осторожно держал в руках рамку. Из рамки смотрела на него мать со своей всегдашней спокойной, милой улыбкой. — В бумажку заверни. Не потеряй там, — сказал отец. — Ну, что ты! Они поглядели друг на друга. Сердце у Васька сжалось. — Приезжай скорей, что ли, — пряча рамку, сказал он. — Паша, Паша, — закричала тетка, появляясь на пороге, — собирайся! Что ты с ним, как маленький, связался! С коробочками да рамочками… — Ну-ну, — сдвинул брови отец, — не командуй. Это наши дела. Он крепко обнял Васька. Васек благодарно и горячо сдавил руками его шею. Тетка покачала головой и скрылась в кухне. * * * На кустах, обросших мохнатым инеем, наросли высокие шапки снега. Сергей Николаевич шел из школы. Он не торопился. В глазах у него пестрел класс. Несколько фамилий и лиц уже запомнились, другие еще терялись в общей массе. «Живые, хорошие ребята! И директор приятный…» Сергей Николаевич вспомнил, как Леонид Тимофеевич, проводив его в класс, весь первый урок похаживал по коридору, как будто в классе сидели его собственные дети и держали экзамен перед новым учителем. — Ну как? — вытирая платком круглую лысину, спрашивал он в учительской. — Как вам мои ребята? Сергей Николаевич пожал ему руку. Директор закивал головой. — Там есть… Там есть пики-козыри! — сказал он, щуря смеющиеся карие глаза. — Но работать можно! Работать можно! Учителя приняли Сергея Николаевича в свою среду просто и сердечно. Вожатый отряда Митя тоже понравился учителю. Сергей Николаевич спрашивал Митю про пионерскую работу, сборы, экскурсии. Они вдвоем уселись на диван, а потом, стоя в дверях учительской, никак не могли расстаться, и Митя, силясь перекричать дребезжащий звонок, говорил: — Мы на лыжах недавно через весь лес прошли… А девочки ребятам не уступают… Сергей Николаевич взбежал на крыльцо маленького домика и крепко застучал ногами, отряхивая с калош снег. Из комнаты его окликнул отец: — Ну-ну, долго ты нынче! Как там дела? Сидя в кресле, Николай Григорьевич приоткрыл одну половинку двери и, откинув голову, смотрел на сына из-под густых бровей светлыми голубыми глазами. — Ну как? Познакомился? Подружился? — Познакомился! — Сергей Николаевич повесил пальто, бросил на полку шапку. — И, кажется, подружусь! — Ну и хорошо! Первое впечатление самое верное, говорят. За обедом подробно расскажешь. А у меня радость. Письмо получил. Матвеич мой объявился! На пасеке живет. Приглашает в гости. — Старик протянул сыну письмо: — Вот, читай! — Да ну? Матвеич?! А про Оксану пишет? — пробегая глазами неровные строчки, спрашивал Сергей Николаевич. — Пишет, пишет! Соскучилась твоя сестренка, — вздохнул отец. Матвеич был старый товарищ Николая Григорьевича. В гражданскую войну оба они партизанили на Украине, потом расстались, изредка обмениваясь письмами и сохраняя старую дружбу. Теперь Матвеич звал старика на Украину: «Приезжай, старина! Полечим твои больные ноги». От партизанских лет, проведенных в лесах и болотах, у Николая Григорьевича к старости разболелись ноги. Он редко куда-нибудь выходил и в отсутствие сына скучал, с нетерпением глядя в окно. Особенно мучило его безделье. — Я ведь еще работать могу. Ноги мне не мешают, — грустно говорил он сыну — Ты вот всю ночь там что-то пишешь. Давай я хоть помогать тебе буду. Как-то Сергей Николаевич попросил отца переписать свой доклад, с которым он должен был выступать на совещании учителей. Старик оживился, захлопотал и принялся за работу. Он тщательно переписал доклад разборчивым, крупным, немного детским почерком, без единой помарки. — Ого! Да тебе мог бы позавидовать любой ученик четвертого класса! — смеясь, сказал Сергей Николаевич. Вечером, выметая комнату, он обнаружил в углу скомканную бумагу — это были испорченные листы с кляксами. Но старик уже зарекомендовал себя как переписчик. И теперь Сергей Николаевич сам часто обращался к нему с просьбой переписать что-нибудь. |