
Онлайн книга «Васек Трубачев и его товарищи. Книга 2»
— Ничего особенного. Наш Сергей Николаевич лучше. — И, растолкав ребят, освободил место рядом с Мариной Ивановной для учителя. Из темноты послышался голос Степана Ильича: — Ого! Да тут все товарищество собралось! Вот мы сейчас и познакомимся получше и повеселимся вместе. — Он бросил на траву свой пиджак, уселся поудобнее и, взглянув на Марину Ивановну, усмехнулся. — А около учительницы никогда пусто место не бывает: где учительница — там и школа! — А где колхоз — там и председатель! — засмеялась Марина Ивановна. — А мы тоже около Сергея Николаевича всегда! У нас тоже школа! — закричали приезжие. Пионерский костер начался торжественно. Оба отряда построились в линейки. — Костер посвящается первому знакомству и дружбе пионеров Москвы с пионерами колхоза «Червоны зирки»! — громко объявил Митя. Честь зажигать костер выпала на долю Саши Булгакова. Он с волнением поднес спичку к сухой елке. По желтым иглам пробежал быстрый огонек, и елка вспыхнула, с треском рассыпая вокруг золотые искры. — «Широка страна моя родная…» — дружно запели ребята. Взрослые весело подхватили знакомую песню. Когда все смолкло, Митя сказал короткое приветствие. Закончил он его так: — Широка наша страна родная, а куда ни поедешь — везде ты свой человек. Вот мы к вам приехали, а уже вроде как дома или у родных… — А я ведь тут рос. И все мне тут дорого. И язык украинский, и воздух вот этот с полей… Что значит родина!.. — задумчиво сказал Сергей Николаевич. Завязалась беседа. Колхозники наперебой расспрашивали о Москве. — Москва наша с каждым днем растет и украшается, — сказал Сергей Николаевич. — Иногда проходишь по улице и видишь — забор стоит какой-то. За забором экскаваторы работают, грузовики рычат, растет этаж за этажом. А снимут забор — и ахнешь! Стоит перед тобой дворец — глаз не отвести! Как в сказке! — А мы под самой Москвой живем, на электричке туда ездим… — мечтательно сказала Лида. — У нас городок тоже хороший! У нас и театр свой, и кино, и школы! — зашумели ребята. — Расскажите про нашу школу! — неожиданно попросил учителя Мазин. — Ну что же я буду рассказывать! Вы сами про свою школу расскажите. Ребята зашевелились, зашептались: — Одинцов, Одинцов!.. Нет, Зорина! Лида Зорина, расскажи! Лида Зорина встала. — У нас очень хорошая школа… — бойко начала она. — Самая лучшая! Замечательная школа!.. У нас все учителя хорошие и директор хороший! — перебивая Зорину, закричали ребята. Мазин подбросил в костер ветку и встал: — Наша школа на весь Советский Союз, может быть, одна… У нас знаете как учат — ого! Чего не знаешь, так хоть в класс не ходи! Например, географию… — Из нашей школы уже герои вышли! — крикнула Синицына. — У нас второгодников почти нет! Марина Ивановна крепко пожала руку Сергею Николаевичу, глаза ее при ярком свете костра влажно блестели. — Школа, которую так любят ребята, — хорошая школа! Нам всем это очень радостно слышать! Игнат Тарасюк сдвинул набок кубанку и встал: — Оно, конечно, каждому свое… Я скажу, что наша школа лучше, а вы будете говорить, что ваша лучше… Ну, так это может и ссора получиться. А так как вы у нас гости, то все ж таки неудобно будет… Ребята всполошились, приготовились к отпору, но Жорка, задремавший было на коленях матери, вдруг вскочил: — Гармонь! Гармонь идет! Все зашевелились, раздвинулись. Мазин и Саша подбросили в костер сухих веток. В отблесках пламени нежно зарумянились березы, высоко взлетевшие искры осветили кудрявую листву дуба. Из темноты вышла баба Ивга и подала Степану Ильичу гармонь: — Играй, Степа! Нехай гости нашу музыку послушают. Степан Ильич встал, широко развернул гармонь, склонил набок голову и пробежал пальцами по желтым, истертым ладам. Гармонь тихо, протяжно вздохнула, запела что-то грустное и нежное… Пела для всех, а слышалось каждому, что поет она только для него. Вспоминалось что-то хорошее, дорогое, свое… Лида Зорина молча прижималась к плечу новой подружки. Васек вспомнил вдруг отцовский галстук, съезжавший на сторону, теплые большие руки отца. Сева Малютин, глядя в пламя костра, откуда-то издалека услышал голос матери, как будто не гармонь, а она пела что-то своему сыну. Саша, посадив на колени толстого хлопчика, гладил его по голове и шептал ему на ухо, пытаясь говорить по-украински: — А у меня дома такие, як ты, людыны тоже есть. В глубокой, темной вышине ярко светились звезды. В ответ на гармонь в лесу тихо защелкали соловьи, и по овсу, словно на цыпочках, прошел ветер. Степан Ильич взглянул на лица, освещенные пламенем костра, усмехнулся и заиграл гопак. Молоденькая учительница встала, приглашая девчат и хлопцев. Плясали попарно и в одиночку; один танцор сменялся другим. — Татьяна! Татьяна! — вызывали развеселившиеся колхозники. — Да не буду я, нехай кто другой спляшет! — смеясь, упиралась Татьяна. Степан Ильич, крепко прижимая к себе гармонь, кивнул головой жене: — Выходи, Татьянка! Татьяна вдруг сорвалась с места, ударила в ладоши и пошла в пляс. Отсвет от костра играл на ее оживленном лице, под черными круглыми бровями задорно блестели глаза. — «Гоп, кума, не журися, туды-сюды повернися!» — подпевала она в такт музыке. Татьяне хлопали долго, вызывали ее еще, но она, смеясь, схватила на руки сына и спрятала за ним разгоревшееся лицо. — Она больше не будет плясать, — обнимая мать, объявил Жорка. — Ось я зараз! — Он вырвался из рук матери и под бойкий плясовой мотив, кувыркнувшись в траве, болтнул в воздухе босыми пятками. — Эй, московские, дывиться! От як я можу! Гоп, гоп, гоп! — Он высоко подпрыгнул и упал на траву. — Эй, московские!.. Кто-то из женщин дал ему легонько шлепка. Ребята хохотали до слез. Потом девочки сплясали русскую, Одинцов смешил рассказами, Белкин показывал фокусы. Учительница Марина Ивановна подсела поближе к костру, протянула над огнем руки и задушевно, тихо запела: …Полюшко-поле, Полюшко, широко поле… Ребята дружно подхватили припев знакомой песни: Ехали да по полю герои, Эх, да Красной Армии герои… Наконец, усталые и довольные, все разошлись. В ушах у ребят долго еще звучали песни, музыка и бойкий голос хлопчика: «Эй, московские!.. От як я можу! Гоп, гоп, гоп!» |