Книга Васек Трубачев и его товарищи. Книга 3, страница 36 – Валентина Осеева

Васек выхолит из дома и жадно смотрит в ту сторону, где за улицами и переулками чуть виднеется высокая крыша вокзала, а за ней вдоль железнодорожной линии — длинное серое здание депо. Васек в нерешительности стоит у ворот.

В девять часов он должен быть на пустыре, где уже соберутся его товарищи. Они сговорились пойти к Екатерине Алексеевне все вместе. После пропущенных уроков никому не хочется прийти первым. Но сейчас еще рано. Если сбегать в депо… хоть на полчасика!

Васек срывается с места и, прижав к бокам локти, бежит по улице. Дома, палисадники, ворота, калитки и магазины мелькают у него в глазах. Вот и вокзал… Железнодорожные пути скрещиваются, длинными черными змеями лежат на шпалах рельсы. Васек пошел медленно, жадно вдыхая знакомый запах, влажный от пара и душный от угольной пыли. Какая-то женщина торопливо перебегает ему дорогу. В ведре у нее полыхает горящий уголь, выброшенный из паровоза.

Васек усаживается на пригорке. Отсюда видны ворота депо. На запасном пути стоит паровоз. Рабочие в брезентовых комбинезонах тащат брандспойты. Васек знает — сейчас паровоз будет принимать душ. Потом, блестящий, черный, красивый, он отправится куда-то в новый путь.

За ворота депо но пускают посторонних. Васек не считает себя посторонним, но он не хочет, чтобы его остановили в дверях. Ему было бы это обидно. Лучше посидеть на пригорке и подождать своего знакомого парнишку Андрейку.

Андрейка — белобрысый, маленький, озабоченный. В депо его взяли уже во время войны. Андрейка еще и сам хорошенько не знает, какая его должность, — он старается помогать всем и каждому.

Васек познакомился с ним случайно. Однажды в обеденный перерыв, завидев на горке одинокую фигуру Васька, белобрысый Андрейка, важничая своей брезентовой непромокашкой, не спеша поднялся к нему и сел рядом, на прогретую солнцем глинистую насыпь. Прищурив светлые глаза и морща пестрое от веснушек лицо, он долго и беззастенчиво разглядывал своего соседа. Потом вытащил из-за пазухи сушеную воблу и кусок хлеба. Оба мальчика молчали. Васек искоса смотрел, как «деповщик» сдирает с воблы присохшую шкуру и ест, с удовольствием разжевывая жесткую рыбу крепкими, белыми зубами, как на лбу его под желтыми, пшеничными волосами собираются мелкие капельки пота.

Молчать становилось неинтересно.

— Работаешь здесь? — с уважением спросил Васек, мотнув головой в сторону депо.

— Работаю. — Андрейка шмыгнул вздернутым носом. — Помощником.

— Чьим помощником? — заинтересовался Васек.

— А кто его знает… Чьим придется! Около паровозов хожу. А то на сортировочную посылают.

Андрейка повертел в руках объеденную воблу, внимательно обследовал, не осталось ли где-нибудь мякоти на рыбьих костях, и вдруг подозрительно спросил:

— А ты чего тут торчишь? Я тебя уже не один раз здесь вижу. И сейчас из-за тебя без кипятка обедаю. — Он прихмурил белесые брови. — Может, ты шпион? Или подосланный кем? Гляди, я разоблачу живо!

— Дурак ты, а не помощник! — рассердился Васек. — Мой отец тут работал в депо. Павел Трубачев, коммунист, стахановец.

— Ишь ты! — удивленно сказал Андрейка. — Павла Трубачева я видел… Он у нас на портрете изображен. Машинист? Верно! Нам и на собрании Трубачева в пример ставили!

— А я — его сын! — гордо сказал Васек.

Андрейка окинул нового знакомца одобрительным взглядом и, обтерев полой комбинезона руку, протянул ее Ваську:

— Будем знакомы. Андрей Иванович!

Васек крепко тряхнул его черную от угольной пыли руку и с волнением спросил:

— А что о моем отце говорят?

Андрейка разломил пополам оставшийся хлеб и протянул Ваську румяную горбушку:

— Угощайся! Про машиниста Трубачева я на сортировочной слышал. Герой он. Поезда с ранеными водит, под самым носом фашистов проскакивает.

— А куда возит он их, раненых-то, не слыхал?

— Нет, не слыхал. Ясное дело, куда ближе. Один раз по нашей дороге проезжал, только без останову, в Москву.

У Васька помутились в глазах.

— По нашей дороге… здесь? — тихо спросил он.

— Ну да. Ответственный поезд вел… Да что ты побелел весь? Ведь это давно было, еще когда фашисты к Москве подходили, когда их гнали отсюда почем зря.

— Я отца с начала войны не видел… Я его ждал, ждал… А он проехал… мимо проехал… — в отчаянии пробормотал Васек.

Андрейка нахмурился:

— По делу проехал, не на гулянку… А ты что ж больно за отца цепляешься? Ты и сам не маленький, сам себя обосновать можешь — работа везде есть. Я вот тоже за родителей цеплялся, а как пришли в наше село фашисты, тут уж все перемешалось:

и отец партизан, и сын партизан… старые деды и те в партизанах. На годы свои никто не глядел. Разве что грудной при матери находился.

Васек все еще думал об отце:

— Не написал, проехал мимо, а я не знал ничего…

— Война — что тут сделаешь! Вот убили моих родителей, и остался я один. Только до двенадцати лет и походил в детях. Теперь сам за себя соображаю.

Васек очнулся и с горячим сочувствием поглядел на «деповщика»:

— И никого-никого у тебя тут нет?

— Как — нет! Я в город часто хожу — там у меня земляки.

— Земляки? Из вашей деревни?

— Необязательно из моей. Все деревни наши, — сбрасывая с комбинезона крошки, спокойно ответил Андрейка и тут же спросил: — А ты, помимо отца, кто такой есть? Школьник?

— Конечно. Пионер-школьник.

Васек стал рассказывать про себя, про своих товарищей. Потом встал, заторопился:

— Ну, прощай, Андрей Иваныч!

— На работе я «Андрей Иваныч», а так, запросто, конечно, Андрейкой меня зовут.

— А я — Васек. Васек Трубачев. Будешь в городе — приходи ко мне.

Васек сказал свой адрес, вынул из кармана карандаш:

— Запиши, а то забудешь.

— Не забуду, у меня память крепкая. Я на комсомольских собраниях сижу и все до слова запоминаю, — похвастал Андрейка.

Васек усмехнулся:

— Да разве ты комсомолец? — Он окинул взглядом тщедушную фигурку Андрейки и строго сказал: — Не хвастай зря! Андрейка обиделся:

— Я и не хвастал! В комсомольцы меня через год примут. Года не вышли. А на открытые комсомольские собрания я хожу из интереса. У нас скоро вечерняя школа откроется, и туда буду ходить. Как-никак, а образование свое получу полностью, — уверенно сказал он.

Васек протянул руку:

— Ну, до свиданья, Андрейка! Ты хороший парень. Андрейка с готовностью пожал протянутую руку: