Онлайн книга «Кавалер умученных Жизелей»
|
– Нет, мой капитан. Вы должны продолжить плаванье. Скоро, всего лишь пара дней, и ваш фрегат достигнет гавани. – Как говорится в случае таком? Служенье муз не терпит суеты? – Не конкретно. Но похвально. И отрадно». По первому отрывку Гущин решил, что если дальше такая же ерунда, то ему не было бы жаль, пылись диск веки вечные на полке у Ларисы. * * * Но он прослушал начало следующего документального свидетельства, и возликовал. Потому что первой фразой, прозвучавшей на фоне джазовых композиций, было удивленное приветствие Елены: «Как странно и внезапно. Ну, что ж, Олег, входи. Спасибо за цветы». Гущин прослушал до конца, и невольно подумал: «Неизвестно, смогла ли получиться интересной у Гусевой-писательницы задуманная пьеса. Но если сцену собственной гибели она срежессировала сама, то это несомненная удача». Виктор Васильевич попросил распечатать доказательство. Разин с Гусевой перемещались по квартире. Звук голоса, порой, еле прослушивался. Некоторые куски диалога казались либо тафталогией, либо бессмыслицей. Надо было прочитать все в разжеванном виде, чтобы разобрать подробности. Но в финале сцены Разин убил героиню. В тот самый момент, когда Луи Армстронг пел: «And I think to myself, what a wonderful world». Гражданина США Олега Разина можно было объявлять в международный розыск. * * * – Как странно и внезапно. Ну, что ж Олег, входи. Спасибо за цветы. – Вот. Специально зеленые, цвета елки. Сюда, что ли поставить? – Да, ваза подходящая. Так какими судьбами? Не думала опять увидеть. – А что же ты думала? Насытили похоть и разлетелись в добропорядочность? Я не забыл, как ты у моря вожделела. – Ну, что за чушь. Все было, будто друг к другу волны нас выбросили. Ты был прекрасен и юн. Вот я тебя и пожалела. – Чего ты сделала со мной? Ты вожделела, как неистовая сука. И нечего комедию ломать. – Так зачем ты приехал? Не затем же, чтобы все оплевать, и оскорблять меня? – Нет. Не за тем. (Голос Олега продолжил.) – Где это вы с Роминым отдыхаете? – В саду у нашего загородного дома. Осень случилась теплая, без дождей. – Так, значит, Внукову конец? – Там Петр Михайлович живет. А этот дом в Крекшино. – И как старый пень поживает? – Что ты ко мне такие вопросы? Наведайся да спроси. – Чтоб я к этому мерзавцу наведывался? Если только, чтоб прибить урода. – Олег, что с тобой? Я и представить тебя таким не могла. – Но ты же помнишь, какой я нежный? Какой страстный? Какой неистовый? Иди ко мне. – Я не собачка, чтобы кинуться на зов. Ты был, как древний бог. Это, считай, как наваждение. – Так, значит, ты сумела все забыть. – И где эта хреновина, стекляшка заостренная, которая есть символ нашей встречи на земле, и устремленности к небу? – Я не забуду ничего. А серебристый обелиск на должном месте в спальне. И я всякий раз вспоминаю тебя, останавливая на нем взгляд. – Когда трахаешься с Максимом Роминым и шепчешь ему слова любви. – Зачем ты так, Олег. Нас с тобой никакие обязательства не связывают. Ты юн, и множество подруг почтут твою любовь за счастье. – Мне показалось, мы встретились в любви. – Нет, милый мой, мы только повстречались. Случился праздник, а жизнь – это терпение. – Я многое стерпел, Елена, как тебя по отчеству? И то, что сволочи Ромины, кинули мне подачку, после гибели Игоря. Хотя ему половина бизнеса принадлежала. Я стерпел. Думал – Бог им судья. Просто вычеркну их, как нелюдей. – Что же ты не поговорил с Максимом? – Пробовал, дурак. Он мне такую схему написал, что Игорь им еще и должен. Но на меня долги не перекинули, добрые. – Ну, что ты, Олег, милый. – Что, опять пожалеть меня хочешь? Сладкая моя. – Нет, я хочу, чтобы ты успокоился. – Да как я теперь могу успокоиться, когда я узнал, как погиб Игорь, мой брат Игорь. Хочешь, я расскажу тебе? Его поймали деятели русской мафии на выходе из банка. «Мы, сказали, тоже русские. Какая встреча!» А Игорь доверчивый. Нормальные соотечественники. И стали требовать выкуп. И всего-то запросили пятьсот тысяч долларов, у «Макгора» больше пяти миллионов было на счету. «Проси, – говорят, – требуй, занимай, но если в два дня не уложишься, то успокоишься в сырой американской земле». Ромины денег не прислали, хотя Игорь просил, да и деньги не из их кармана. На третий день в Игоря влили спиртного до отказа и направили машину прямиком в столб. Мне это агент ФБР рассказал. Они банду взяли, так один деятель раскололся и покаялся. Безупречная информация, с именами, датами и подробностями. – Может, Максим не… – Ничего не может. – Так зачем ты рассказал мне? Да, жуткая история. Но я не судия. И не могу судить Максима, да и не буду. Ведь важно, каков он ко мне. А тебе я сочувствую. Некоторое время Элла Фитцджеральд пела, что «Мисс Отис сожалеет, но не сможет выйти к обеду». Собеседники молчали. – Так зачем ты в Москве? – Надо уладить дела. И хотел посмотреть, как ты нашу любовь бережешь. Шаги. Бой часов. – Прости, Олег. Я берегу воспоминания. И наша любовь уже там. – Ну, ладно, – снова звуки шагов. – Но, нимфа моя, Лена, моя сладостная греза. Дай мне обнять тебя. Твои глаза. Твои губы. Дай мне прижать тебя к груди. Ты лань, ты моя трепетная лань. – О, Боже, Олег, что ты делаешь со мной? У меня нет сил противиться. – Идем туда, где звездный обелиск. Он будет хранителем отражений нашей страсти. Характерные звуки физической любви. Стихают. И звук тупого удара. Вскрик. Хруст. И пауза. И слова Олега Разина: – Прости. Мне не легче. Я думал, ты можешь любить. А так – мне ничего не надо. Пусть Ромина терзает горечь утраты. Пока не настигнет смерть. Луи Армстронг: «И я подумал, про себя: какой прекрасный мир». * * * Записывать на диск как можно больше материалов – видимо, так строила подготовку к писательскому труду начинающий драматург Ромина. Она автоматически включила запись, когда кто-то, неожиданно, позвонил в дверь. После Армстронга диск записал, как Разин, на обратном пути, замешкался в прихожей, выговорив: «Одна лишняя». Как хлопнула за ним дверь. Как Элла Фитцджеральд допела, что «The thrill is gone». И кончил запись на ночном бое часов. Нужно было достать Марину, чтобы удостоверить голос Олега. И Гущин, неожиданно, обнаружил, что не знает ее координат – ни телефона, ни адреса. Анна Андреевна – единственная, через кого был на Марину выход, сама оказалась недоступной в ответственный момент. |