Онлайн книга «Грей. Кристиан Грей о пятидесяти оттенках»
|
Она не сводит с меня восторженного, сияющего взгляда. Дразняще прикусывает нижнюю губу. – И ты кусаешь губы. – Нарочно, что ли? Я медленно делаю шаг. – Не догонишь! – дразнит она. – Ты и сам глаза закатываешь. – Не сводя с меня взгляда, Ана тоже делает шаг влево. – Сама напрашиваешься на порку! – Я ведь быстро бегаю, ты знаешь? – Я тоже. Почему с ней все так весело? – Сдаешься по доброй воле? – Разве я когда-нибудь сдаюсь? – ухмыляется она, заглотив наживку. – Мисс Стил, о чем это вы? – Крадусь за ней вокруг кухонного стола. – Будет хуже, если мне придется за тобой побегать. – Только если ты меня поймаешь, Кристиан. А я пока что не намерена сдаваться. Она серьезно? – Анастейша, ты можешь упасть и набить шишку. А это напрямую против правила номер семь, теперь шесть. – Я подвергаюсь опасности с тех пор, как встретила вас, мистер Грей, и правила тут ни при чем. – Согласен. Может, это не игра. Она пытается мне что-то сказать? Ана замешкалась, и я стремительно бросаюсь к ней, расставив руки. Она визжит и прячется за стол, отгородившись относительно безопасной деревянной поверхностью. Губы у нее полураскрыты, взгляд одновременно дерзкий и испуганный, халат соскользнул с плеча. Какая горячая девочка! Так бы и трахнул. Я медленно подкрадываюсь, Ана пятится. – Умеешь ты заморочить мужчину, Анастейша. – Любой каприз, мистер Грей. Заморочить в каком смысле? – Отвлечь. От жизни. От вселенной. От мыслей о пропавших бывших нижних. От работы. От нашего соглашения. От всего. – Ты и впрямь очень увлечен игрой. Она не сдается. Я останавливаюсь и, скрестив руки на груди, раздумываю над своей стратегией. – Мы можем целый день играть в догонялки, крошка, но я тебя все равно поймаю, и тебе будет только хуже. – Не поймаешь, – с абсолютной убежденностью возражает она. Я хмурюсь. – Ты как будто не хочешь быть пойманной? – Не хочу. В том-то и дело. Наказания для меня – все равно что для тебя мои прикосновения. И, откуда ни возьмись, меня затапливает тьма, окутывает, точно саван, пеленой ледяного отчаяния. Нет. Нет. Прикосновений я не вынесу. Никогда. – Вот как, значит? Слова, словно прикосновения, словно ее ногти, оставили белые отметины у меня на груди. Она моргает, наблюдает за моей реакцией, а потом продолжает очень ласково: – Нет. Я чувствую все это гораздо менее остро, чем ты, просто для сравнения… – Вид у нее взволнованный. Ох, черт! Наши отношения предстают в совершенно ином свете. – А… – бормочу я, не в состоянии выдать ничего более вразумительного. Она делает глубокий вздох, подходит ко мне и со страхом смотрит прямо в глаза. – Тебе настолько плохо? – шепчу я. Оказывается, мы просто несовместимы. Нет. Не хочу в это верить. – Ну… нет, – произносит она; какое облегчение! – Нет. Я испытываю смешанные чувства. Наказания мне не нравятся, однако не в крайней степени. – Но вчера, в игровой, ты… – Я делаю это для тебя, Кристиан, потому что тебе это нужно. Не мне. Вчера ты не причинил мне боль. Там ситуация была другая, внутренне я могу такое принять и доверяю тебе. Но, когда ты хочешь меня наказать, я боюсь. Черт. Объясни ей. Карты на стол, Грей. – Я и хочу сделать тебе больно. Только не чересчур, вполне терпимо. – Я никогда не зайду слишком далеко. – Зачем? – Просто мне это нужно, – шепчу я. – Не могу объяснить. – Не можешь или не хочешь? – Не хочу. – А сам понимаешь? – Да. – Но мне не расскажешь. – Тогда ты с воплями убежишь отсюда и никогда больше не вернешься. Я не могу так рисковать, Анастейша. – Ты хочешь, чтобы я осталась. – Ты даже не представляешь насколько. Я не могу потерять тебя. Ее близость невыносима. Я хватаю ее в охапку, чтобы не дать сбежать, притягиваю к себе, ищу губами ее губы. Она откликается на мое желание, приникает губами к моим губам, целует в ответ с той же страстью, надеждой и возбуждением. Подступившая было тьма отступает, сменяется умиротворением. – Не оставляй меня, – шепчу, прижимаясь к ее губам. – Ты сказала, что не уйдешь, и молила не бросать тебя, во сне. – Я не хочу уходить, – отзывается она, а сама настойчиво заглядывает мне в глаза в поисках ответов. А я весь на виду – вся моя уродливая, искореженная душа. Как объяснить ей, что, только делая ей больно, я чувствую себя нужным, живым. Я поднимаю в воздух плеть, и тогда моя боль на время уходит вместе с ужасом и желанием исчезнуть внутри моего стеклянного шара. Только так мой мир приходит в баланс – с каждым ударом плети гармония восстанавливается… ненадолго. – Покажи мне, – просит Ана. Не понимаю, о чем она. – Показать? – Покажи, насколько будет больно. – Что? – Я в недоумении отшатываюсь. – Накажи меня. Я хочу понять, насколько все ужасно. О, нет. Я убираю руки, отступаю прочь. Глядя на меня открыто, искренне, серьезно, она снова предлагает мне себя – целиком, разрешает сделать с собой все, что я пожелаю. Невероятно. Просто не верится. – Ты согласна попробовать? – Да. – Вид у нее очень решительный. – Ана, я не могу тебя понять. – Я сама себя не понимаю. Пытаюсь разобраться. И мы с тобой оба поймем, раз и навсегда, способна ли я на такое. Если я выдержу, значит, может, и ты… Она замолкает, а я отступаю еще дальше. Она хочет дотронуться до меня. Нет. Но если мы попробуем, то узнаем. Способен ли я? И в этот миг мне ничего не хочется сильнее… Не давая себе времени передумать, я хватаю ее за руку и тащу наверх, в игровую. У двери останавливаюсь. – Я покажу тебе, насколько все ужасно, а ты сама решишь. Готова? Она кивает с такой уже хорошо знакомой мне упрямой решимостью. Да будет так. Я открываю дверь, хватаю ремень с крючка, пока она не передумала, и тащу ее к скамейке в углу комнаты. |