Онлайн книга «Юджин - повелитель времени. Книга 7. Ее Высочество»
|
Яшка, отоспавшись, его проблема прыщей не волнует, прибежал на кухню и сел на толстую задницу, глядя на меня влюбленно-ожидающими глазами. – Лови, – сказал я. Не знаю как насчет мух и жуков, но куски бифштекса он ловит лучше любого вратаря. Она притопала на кухню, завернувшись в полотенце, но там сбросила на свободное кресло, не перед Яшкой же закрываться. – Где ты его взял, такого смешного? В зоомагазине? – Подарили, – ответил я небрежно. – Есть у меня друзья, с генами работают в НИИ. С этим что-то не так пошло, как задумано, вот и отдали мне. – Бракованный? – Для них да, – сказал я, – им нужна какая-то особо чистая линия, а у него примеси, как и у меня, вот мы и решили жизнь коротать вместе. Ты же знаешь, все гении были двоечниками и обижаемыми представителями правоохренительных структур? Будем жить, обживаться, обрастем со временем женами, детьми, обременительными друзьями… Она хмыкнула. – Ну да, Яшка не самое худшее начало. – Пусть растет, – ответил я. – Когда вырастет и взматереет, тогда… возможно, заведем себе по самке. Она в предельном презрении к мужскому шовинизму наморщила нос. – Смотри, не перепутайте их. – Ничего страшного, – сказал я. – Сейчас закон это допускает. И даже поощряет в рамках борьбы с перенаселением, что, правда, подается как толерантность и мультикультурность в межвидовом сексуальном общении… Тебе с сахаром? – А сахар как, – уточнила она опасливо, – на сегодня полезен или как? – Мнения разделились, – сообщил я. – Так что пей одну с сахаром, другую без сахара. Она подумала, решила по-женски мудро: – Только сперва безсахарную, а потом с сахаром. – А бутербродик? Она изумилась: – А для чего тогда кофе? Бутербродик побольше. Можно два. И конфет, конфет! С полкило. – К обеим чашкам? – Ты кофе давай! А с конфетами разберусь сама. Я смотрел, как она быстро и часто отхлебывает кофе, почти лакает, как щенок, я пью медленно и по-мужски большими глотками, смотрю с покровительственной усмешкой, что как-то не мое, мне больше привычно острить и высмеивать, так я выгляжу умнее даже тех титанов, у которых нахожу блох или чье поведение считаю предосудительным с огромной и просто недосягаемой высоты своего опыта и своей врожденной мудрости. Она посмотрела сердито. – Ты чего? – Да так, – ответил я откровенно, – любуюсь. – Чего-чего? Я пояснил: – Какая-то ты вся взъерошенная. И хребетик так мило торчит… Кормить тебя нужно лучше. Ребра могу пересчитать, не прикасаясь, и так всю ночь щупал, вот мозоли… Хотя твои вторичные признаки вполне, на обложку модного журнала для мужчин можно… а также женщин и прочих большинств. Она пропила застрявший кусок бутерброда большим глотком кофе и тут же сунула в пащечку совсем уж гигантский. – Взъе… – прошипела она с набитым ртом, – взъеро… у нас на работе… и еще… И потому я… вся такая печальная! Я с интересом посмотрел, как она поспешно глотает кофе, по горлу, как у молодого удава, пошел вниз большой ком. – Какая прелесть… Она посмотрела на меня зверем. – Чего ругаешься? – Не понимаю, – признался я, – чего это ты сперва казалась такой злой и крутой?.. Прикидывалась? Она фыркнула. – С чего это? – Но вроде бы изменилась… Она посмотрела на меня исподлобья. – Я? – Ну да. – А не ты? – спросила она саркастически. – Это ты перестал прикидываться белым и пушистым зайчиком. А я такой была всегда. Разве что в пеленках зайчиком, да и то не поверю. Родители тоже врут. Хотя, конечно, маму слушаться надо было… Ладно, убегаю на службу, а тебя бы приковать наручниками к постели, но наши правозащитники тут же обвинят в издевательствах над животными. Лицо ее стало задумчивым, видно, всерьез взвешивает такую возможность и размер штрафа. – Да здравствует пятая колонна, – сказал я, – и прочие наймиты Госдепа! Даже от таких говнюков стране польза. Следят, бдят, клевещут! – Предатель, – сказала она уничижающе. – Нет в тебе светлых идеалов Иосифа Виссарионовича! – И даже Лаврентия Палыча, – согласился я. – Я демократ, а для демократа нет ничего святого. Она фыркнула. – Демократ!.. Когда выгодно, ты либерал, когда удобнее быть милитаристом – милитарист, а когда больше дают политкорректникам, ты и там первый. – А разве не все демократы так делают? – изумился я. – Хотя насчет милитариста ты загнула… никогда им не был. – Это не загнутость, – отпарировала она, – а сознательная провокация. И ты на нее попался. Да-да, возразил недостаточно быстро! Это должна быть инстинктивная реакция, а не твой взвешенный и продуманный… ударят или нет!.. ответ. – Чему вас только учат в вашей ЦПШ, – сказал я пораженно. – Мне казалось, умеете только дубинкой по голове! – Не только, – возразила она, – и по почкам тоже. В общем, ты латентный милитарист. Я вякнул робко: – А демократ? – Поверхностный, – определила она. – Из тех, кого надо поскрести. Пока! Увидимся. Я потом тебе поскребу так поскребу… Я прислушался к ее голосу, в тембре отражается больше, чем хочет сказать и говорит. – Значит, хочешь взять с собой… и приковать в полицейском автомобиле? Она на краткий миг запнулась, но я успел заметить и даже почти понять, какие мысли проскочили в ее голове, но сориентировалась, ответила равнодушным и почти усталым голосом: – Ты не арестован и не обязан таскаться за мной, как прикалывается Синенко. Или даже помогать, что как бы тебя реабилитирует… Но то, что ты тогда пошел и помог… Я сказал застенчиво: – Ты проницательна и сразу меня расколола… Что ж, вынужден признаться… – Ну-ну, – поторопила она. – Я безумно влюблен в тебя, – сообщил я. – До свинячьего писка!.. Балдею, когда тебя вижу, начинаю писать стихи и воспарять… Она отрубила холодным, ясным голосом: – Иди к черту, скотина, со своим армейским юморком. Автомобиль развернулся перед нею и распахнул дверь. Мариэтта быстро заняла место на водительском сиденье, и, как только пристегнула ремни, автомобиль резко рванулся с места. – Я тебя тоже люблю! – крикнул я, зная, что успеет услышать до того, как отрубит со мной связь. |