Книга Последний бебрик, страница 10 – Ирина Сергиевская

— Эх вы, ловец человеков! — страдальчески всхлипнул Май. — Если б не долг, не клятва моя погибельная… Ладно уж, давайте договор. Ваша взяла.

Он неловко встал с кровати, поддернул трусы и протянул руку, усмехнувшись своему жесту, по-нищенски жалкому, театральному. Анаэль опустил веки — замер, словно прислушиваясь. Май не успел удивиться столь странной реакции, как дико завопил звонок в прихожей. И все пошло прахом! Полетело в тартарары!

Май отдался внезапному яростному страху с истеричным восторгом и кинулся вон из комнаты. Анаэль встал на пути. Звонок вопил беспрерывно, как будто пилили тупой пилой исполинскую свинью. «Го-о-о-с-споди! Го-о-с-с-по-ди-и!» — причитала в коридоре переполошенная Зоя.

— Помогите! — позорно пискнул Май, чувствуя рядом ровное легкое дыхание Анаэля.

— Вы же мне слово дали, — проронил он, внезапно обхватив запястья Мая теплыми твердыми пальцами.

А Зоя уже открывала входную дверь, и звонок умолк, испустив предсмертный хрип. Бесцеремонно громко, неясно заговорили голоса, упало задетое чьей-то ногой мусорное ведро, не вынесенное с вечера.

Май рванулся из рук Анаэля и рухнул прямо на банки с огурцами. Одна лопнула. Остро запахло чесноком. Май вскочил и — в исступлении от страха, от безвыходности, от загнанности — ткнул Анаэля рукой в лицо. Ударил!! Страх обжигающий тут же сменился страхом каменным, могильным. Май сник, схватился за лицо. Он ждал, что молния вот-вот поразит его. Но ничего чудесного не случилось, только погас торшер.

— Семен Исаакович, выходи! К тебе гости! — взволнованно возгласила из коридора Зоя.

Май потрогал воздух вокруг себя: никого.

— Здесь я, — донеслось с лоджии.

Анаэль, окутанный голубой дымкой, стоял наготове, с сумкой на плече — видно, собирался прыгнуть не то вниз, не то вверх.

— Идите же, вас зовут, — сказал он отчужденно и вдруг горько пошутил: — Фауст, Фауст, вас кличут с подземелья.

Май отступил к двери, покаянно бормоча:

— Простите, простите подлеца… алкоголика старого… Надо же такому случиться!.. Готов принять наказание любое!.. Простите… я очень болен, очень болен, очень…

Анаэль был недвижим и вторил бормотанью однообразно-строго:

— Надо устоять! Надо устоять! Помните — надо устоять!

Май отодвинул наконец дверную задвижку и юркнул в ванную мимо Зои, обдав ее чесночным запахом. Зоя превратно поняла бегство свояка: испугался возмездия за то, что банку раскокал. В ванной Май заперся, включил воду и опомнился так же внезапно, как несколько минут назад сошел с ума. «Что со мной было?» — подумал он, рассматривая порезанные пальцы. Зоя скреблась в дверь и страстно скулила:

— Выходи же, Исакич! Я тебе банку прощаю! Хрен с ними, с огурцами! Выходи, ради всех святых! Ждут тебя!..

Май опустошенно слушал, смывая кровь и неумело обматывая руку бинтом. Затем он надел махровый халат жены, сунул босые ноги в ее же старые тапки с помпонами и открыл дверь. Зоя сгребла свояка в охапку, без труда проволокла по коридору и втолкнула в большую комнату, объявив ликующе:

— Вот, это и есть Май!

Взгляд бедного Мая охватил невероятную картину: стол, убогий обеденный стол, козлоногий и неопрятный, — цвел красками, о которых никогда не подозревал. Здесь была нежная, пастельно-розовая ветчина, в беспорядке рассыпанные киви и апельсины, тамбовский окорок в развернутой фольге и дорогая конфетная коробка со знакомой репродукцией на крышке. «„Благовещение“, фра Анджелико», — узнал Май. Он больно ущипнул себя за ус и забормотал, радуясь словам:

— А краски, краски ярки и чисты, они родились с ним и с ним погасли… преданье есть — он растворял цветы…

Болезненный удар Зои между лопатками остановил декламацию. Май прикусил язык, закрыл глаза и услышал повелительный тенорок:

— Он у вас, уважаемая, не припадочный?

— Здоров, как бык, — отрапортовала Зоя. — Ничего его не берет! Недавно ребенка родил полноценного. А уж память у него! Еврей, одним словом. Гениальный еврей! Таких евреев и в самом Израиле не сыщешь! А что он сам с собой говорит, так все гении такие, взять хоть Льва Толстого или Тараса Минейко у нас, в Каневе.

Гость сидел на диване, в углу комнаты, но Май не смотрел туда — из усталого равнодушия ко всему.

— Он у вас порезался, что ли? — спросили с дивана. — И почему у него укроп в волосах застрял?

— Где, где? — спохватилась Зоя. — Ах, это! Да он, чудик наш гениальный, в темноте банку с огурцами разбил!

Вмиг свояченица привела в порядок шевелюру Мая, стряхнула пыль с халата, затянула кушак потуже и за руку подвела к дивану.

— Познакомься, Семен Исаакович, с дорогим гостем.

— Очень дорогим? — вдруг зло буркнул Май, глядя в пол.

— Что он сказал? — не расслышал гость.

— Юмор он сказал, — пояснила Зоя. — Он у нас юмор любит, в журналах свои шутки печатает и весь Питер их читает, а у нас, в Каневе, эти журналы рвут друг у дружки вместе с руками!

— Я тоже юмор очень уважаю, — благосклонно сказал тенор и громко, как глухому, объявил Маю: — Ведь я к вам среди ночи по нужде зашел!

— По малой или по большой? — насупленно спросил Май, не поднимая глаз.

Тенор засмеялся мелким, дробным, повизгивающим смехом. Зоя искательно заржала в унисон гостю. Май оглянулся на стол, на коробку с изображением архангела Гавриила и Марии, и подумал, что в молодости его возмутило бы сочетание несочетаемого — конфет и библейского сюжета. Теперь же Май был озадачен вопросом: сколько стоит заморское угощение?

— Ох, он у нас шутни-ик! — сквозь смех вещала Зоя. — Как чего выдаст, так я неделями потом хохочу, успокоиться не могу!

— Давайте же познакомимся, — прервал гость, обращаясь к Маю.

Май с усилием взглянул на неизвестного. Это был мужчина старше пятидесяти лет, в оливковом летнем костюме, в белых туфлях на щегольских каблучках с подковками, как у испанского танцора. Под пиджаком нежилось брюшко — капризное, не знающее отказа ни в чем. Лицо гостя напоминало то же брюшко, но уснащенное неуместными деталями: бесформенным розовым носом, синими глазками и блеклыми лепешками-губами. Более всего выделялись уши: крепкие, в красных прожилках — как щедро накромсанные куски колбасы.

— Тит Юрьевич Глодов, — представился гость, не подавая руки.

— Май, — сказал Май, садясь на подставленный Зоей стул.

— Знаю, — кивнул Тит Глодов, молниеносно перекинув ногу на ногу, что при его тучности было удивительно. — Вы Май, писатель. Не желаете закусить? Угощайтесь, все свежее.

— А вы по ночам гуманитарную помощь писателям разносите? — спросил Май, увлеченно разглядывая колбасные уши гостя.

— Я — Тит Глодов, — повторил тот веско. — Я президент крупной компании, у меня завод по переработке костей, сеть магазинов и еще много чего.