Книга Большая нефть, страница 39 – Елена Толстая

И подобных Василиев немало…

— Да, — подытожил Буров, — действуй, Макар. Чем скорее, тем лучше. Будет партийно-комсомольская инициатива.

* * *

Живой иллюстрацией на тему необходимости создания ДНД могло бы послужить свидание Степана Самарина с Варей Царевой. Варя, создание своевольное и упрямое, естественно, пришла к кинотеатру. Правда, не за полчаса до сеанса, а за несколько минут. Ей пришлось уйти от брата Глеба — к счастью, тот вернулся домой в сильном подпитии и сразу завалился спать. Вера читала какую-то жалостливую толстую книгу про будни трудовой династии, всхлипывала за стенкой. Варька одевалась уже на улице, чтобы не шуметь в доме, и замерзла. Ничего, успела согреться, пока до киношки бежала.

Фильм ей очень понравился. Ей вообще все понравилось: грызть семечки из кармана, сжимать в темноте руку Степана, влажную от волнения, следить за душераздирающими приключениями женщины-комиссара, которая между партийным и материнским выбрала долг партийный… В общем, сильный фильм. Заставляет задуматься.

Варя и задумалась — ровно на то время, которое ей потребовалось, чтобы от четвертого ряда дойти до выхода из кинотеатра. А потом она вернулась к прежнему своему легкомыслию.

— Хорошо как было, Степка! — мечтательно произнесла она, прильнув к плечу Самарина.

Он с гордостью посмотрел на ее милую белокурую головку в беретике. Длинные косы Варвары умиляли его. Разве он не везунчик? С такой девушкой познакомился! И, кажется, дела у них пойдут!

Навстречу парочке уже двигалась, беспорядочно колыхаясь, толпа из десятка местных ребят. Степан абсолютно не замечал их — он весь был поглощен красавицей Варварой. Мир представлялся Степану отличным местом для обитания. А местные жители, которых он всех любил за то, что они Варины земляки и обитатели самого чудесного в мире края, — все сплошь отличные ребята.

Зато Варя мгновенно выделила из толпы несколько знакомых лиц и приготовилась к атаке.

Точно.

Один из «отличных ребят» поравнялся с парочкой, нарочно задел Степана локтем, а потом вовсе остановился и сказал ему в лицо:

— Торопимся куда?

— Нет, — ответил Степан, тоже останавливаясь.

Варя насторожилась.

— Это хорошо, — лениво протянул парень, изучая лицо Степана. — У нас тут вопросики возникли…

— А кто сказал, что мы будем отвечать? — удивился Степан.

Парень пожал плечами и оглянулся на остальных. Те с готовностью заржали.

Варя, которая гораздо лучше Степана понимала смысл происходящего, вцепилась в локоть своего спутника.

— Степка, уйдем скорей.

— Погоди, Варя, — остановил он ее. — Не устраивай панику.

— А он смелый, а? — заметил местный парень.

— Шел бы ты, Гера, своей дорогой, — вышла вперед Варя.

— А ты, Варька, в мужские разговоры не встревай! — оборвал ее Гера.

Но Варю так просто не смутить. Она загородила Степана собой.

— А я скажу моему брату Глебу, про это, Герочка, ты не забыл?

— Глеб-то? — Гера засмеялся. — Да он только рад будет, если мы твоему хахалю морду набьем. С Веркой-то что сделали, знаешь ведь? Глеб на нашей стороне.

— Ага, попробуй! Я тоже в драку полезу! — предупредила Варя. — И если с моей головы хоть волосок упадет, — она зло сощурила глаза, сделавшись похожей на рассерженную лисицу, — то ой, Герочка, как же плохо тебе будет!..

Шпана расступилась. Торжествующая Варя прошла мимо хулиганов, протащила за собой Степана. Степан несколько раз дергался, порываясь вступить в неравный бой на глазах своей дамы, но Варя только крепче сжимала его руку и шипела что-то.

— Спасибо, Гера! — крикнула Варя, оказавшись на безопасном расстоянии от шайки. Теперь, когда беда прошла стороной, она снова сияла торжеством.

— Иди, иди! — отозвался Гера. И обратился к Степану: — А с тобой, барчук, мы еще встретимся. Когда ты за бабу спрятаться не сможешь!

Степан опять рванулся навстречу обидчику, но Варя повисла на его руке, потом обняла его и утащила за собой. Она шла вприпрыжку, как маленькая.

Она и сама не могла понять, какая она: маленькая или большая. Шалила и озорничала она как маленькая, но желания у нее были уже как у большой. А этот парень — он не такой, как местные. Он смотрел на нее как на чудо и счастлив был от одной только ее улыбки. И рук не распускал. Такой и похваляться не станет, если чего. И вообще, он столько всего, наверное, знает. Станет большим начальником, начнет зарабатывать, будут они ездить в Москву и на разные курорты. Весь Советский Союз повидают! А еще он смешные рожи корчит, когда в кинотеатре за героев переживает. Из-за этого Варька половину фильма не столько на экран, сколько на Степана глядела. Словом, хороший он. Подходит Варе Царевой по всем статьям.

* * *

В красном уголке было тихо. Журчало радио. Ласковый, как у мамы, голос Майи Кристалинской напоминал:

Скоро осень.

За окнами август.

От дождя потемнели кусты,

И я знаю,

Что я тебе нравлюсь.

Как когда-то мне нравился ты…

За окнами был уже не август, и осень заканчивалась. Окна были темны и серы, непогода ломилась в мирную тишину красного уголка сквозь занавески.

За столом, под портретом Ленина, отдыхали двое: Авдеев за шахматами и Василий Болото за книгой.

Авдеев играл сам с собой. У него вообще было много привычек одинокого человека, хотя, казалось бы, с чего: он был семейный, да и вообще — всегда на людях, всегда в бригаде… Он, например, разговаривал сам с собой. Или вот, пожалуйста, — шахматы.

Болото разложил перед собой несколько книг, взятых у товарищей, и глядел на них крайне мрачно.

— Ты чего ищешь-то? — отрываясь от шахмат и бесконечного внутреннего монолога, осведомился Авдеев.

— Да почитать чего-нибудь… — досадливо проговорил Болото. — Муть одна!

Авдеев метнул в его сторону проницательный взгляд.

— Ты же вроде как у нас в библиотеку зачастил, — со значением, упирая на слово «библиотека», молвил Авдеев.

Любопытство Авдеева было доброжелательным, не обидным. Да и обстановка была тихая — грубить в ответ совершенно не хотелось.

Болото не сразу, но нашелся.

— Не поверишь, Ильич, — с чувством воскликнул он, — но вот проснулась тяга к знаниям…

Ильич приподнял на голове кепку (из-за этой кепки его отчасти и предпочитали называть по отчеству), почесался, снова нахлобучил. По лицу его видно было, что он не верит. Не верит в тягу к знаниям. И старается, и усилия над собой делает, но вера не приходит. Что-то ей мешает. Какие-то попутные обстоятельства.

Болото, впрочем, на пантомиму внимания не обратил. Ушел в собственные мысли. Потому что Маша, конечно, — элемент, к библиотеке крайне притягательный, но и само по себе чтение, даже помимо воли, производит в мозгу некую революцию.