Книга Ветер богов, страница 97 – Богдан Сушинский

— Так что же все-таки произошло, унтерштурмфюрер?

— Что вы так посматриваете на мое оружие?

— Ну, допустим, не только на оружие, — отреагировал Скорцени. — Впрочем, не стану искушать судьбу, — осторожно, двумя пальцами, чтобы не прикоснуться к икрам, извлек он из подола пистолетик Лилии. — Итак? Что происходит?

— Вам нужна сводка событий на фронтах? Тогда успокойтесь: на Западном фронте по-прежнему без перемен, как свидетельствовал один довольно известный, хотя и не очень чтимый вами писатель [53] . — На крутом повороте машина с трудом вписалась в изгиб дороги, и только чудом они не свалились с небольшого каменистого обрыва, выбираться из которого было бы куда сложнее, чем из виллы Марты Эслингер. — Если не считать того, что союзники окончательно овладели Римом и его окрестностями и, преодолевая упорное сопротивление частей вермахта, двигаются в направлении Терни и уже известного вам Абруццо.

— Бедная растерзанная Италия! — Скорцени чуть приоткрыл дверцу и на очередном повороте осмотрел колонну. Грузовики с солдатами на всей возможной скорости двигались вперемешку с броневиками. Он видел, как на изгибе дороги броневик, шедший первым, снес с шоссе автомобиль какого-то корсиканца и даже не притормозил по этому поводу. — Если я верно понял, теперь мы, со всем нашим воинством, движемся на помощь Риму? — захлопнув дверцу, штурмбаннфюрер обратил внимание, что Фройнштаг наконец сбросила скорость, чтобы позволить колонне подтянуться.

— Лично вам, господин штурмбаннфюрер, вновь придется отправиться на помощь Муссолини.

Скорцени искоса взглянул на Фройнштаг. Это прозвучало как приказ. Только неясно, кем отданный.

— Что это значит, Фройнштаг? — проскрипел зубами Скорцени.

— Я, очевидно, не так выразилась, — почувствовала Лилия, что переступила черту, которую не могла позволить себе переступать в обращении с «первым диверсантом рейха» даже она. — Имелось в виду, что в штабе Умбарта вас ждет радиограмма, подписанная высшим фюрером СС и полиции в Италии обергруппенфюрером СС Карлом Вольфом. В ней настойчиво рекомендуется навестить Муссолини по просьбе самого дуче.

— Очень удобное время для подобных визитов.

— Кажется, вы сами обещали посетить его резиденцию в Рокка делле Каминате.

— Об этом тоже говорится в радиограмме?

— Осталось за текстом. Как и орден Ста мушкетеров, обещанный вам Муссолини, но, за неимением оного, так и не врученный вам.

— С тех самых пор я чувствую себя весьма ущемленным, — криво улыбнулся штурмбаннфюрер.

Но как же много знала о нем унтерштурмфюрер Фройнштаг! Он ведь и предположить не мог, как много. Лишь сейчас, впервые,

Скорпени со всей остротой ощутил, что слишком близко подпустил к себе эту женщину. Слишком опасными становятся ее знания о нем. Слишком беспардонно начала вести себя Лилия…

«А что ты мечешься, как затравленный зверь в западне? — успокоил себя штурмбаннфюрер. — Да, подпустил слишком близко. Ну так избавься. Вот именно: пора!»

— Почему вы оказались у виллы «Камаче», Фройнштаг? Кто вас направил туда и кто, дьявол меня расстреляй, помог снарядить это войско?

— Снарядить помог начальник штаба первого батальона корсиканцев гауптштурмфюрер Норвиг.

— Который пытался прикрыть меня там, у виллы?

— Он самый. При этом штурмбаннфюрера Умбарта пришлось арестовать.

Скорцени с удивлением взглянул на Фройнштаг и так и замер с приоткрытым ртом.

— Не понял, унтерштурмфюрер. Что значит «пришлось арестовать»? Я вас спрашиваю, Фройнштаг!

— Он признался, что в вашем похищении замешана его любовница Марта фон Эслингер, — мрачно объяснила Фройнштаг, словно не ожидала такой реакции Скорцени. А ведь боялась она именно этого вопроса. — А к тому времени я уже успела побывать в дивизионе зенитчиков и собрать два десятка добровольцев во главе с лейтенантом. Не опасайтесь, ваше имя там не всплывало, лишняя болтовня нам ни к чему. С этими парнями я и ворвалась в штаб полупьяного, как всегда, Умбарта. Который, вместо того чтобы тотчас же броситься вам на помощь, предложил мне бокал вина.

— Представляю себе, что было дальше, — рассмеялся Скорцени.

— Вы все верно представляете себе. Так и было. Выплеснула ему это вино в лицо, назвала корсиканской свиньей и приказала зенитчикам арестовать его. Потом, когда подоспел начальник штаба Норвиг, от вашего имени приказала выставить пост из эсэсовцев. Само здание штаба закрыть изнутри и до нашего возвращения все держать в тайне. Что вы так смотрите на меня, штурмбаннфюрер?! — неожиданно вспылила она.

— Размышляю: знаете ли вы, что за арест командира батальона подлежите суду трибунала СС?

— Как знаю и то, что на этом процессе я окажусь не одна. Это понимаете и вы, и понимает Умбарт. Но не думайте, что пытаюсь запугать вас. Вопрос в другом: как иначе я должна была действовать в этой ситуации, зная, что вы увезены непонятно куда? Причем, извините, увезены по собственной глупости. Вашей глупости, штурмбаннфюрер, да простят меня Господь и Гиммлер.

Скорцени помолчал. Они медленно въезжали на окраину городка, чтобы, попетляв по его улочкам, выбраться на побережье, к штабу первого батальона корсиканцев.

Скорцени вдруг вспомнилось их купание у подводных камней неподалеку от отеля «Корсика». Оголенное тело Фройнштаг. Ее солоноватые поцелуи и страстные объятия. Они вели себя там подобно юным безумцам, решившим в экстазе любви погрузиться в морскую пучину. Матерчатые фиговые листки, которые они в порыве страсти срывали с себя, уже, очевидно, прибиты волнами к северному побережью Сардинии.

— Ладно, Фройнштаг, сейчас мы с Норвигом попытаемся уладить ваш конфликт со штурмбаннфюрером Умбартом. Думаю, он не настолько обидчив, чтобы не простить своего ареста и ранения любовницы.

— Вот о ранении любовницы я почему-то забыла, — покачала головой Фройнштаг, явно взбадриваясь духом. — Уверена, что его-то Умбарт нам как раз и не простит. Поэтому придется передать его службе безопасности. Причем сделать это следует немедленно.

— Зачем торопиться? И потом, что СД или гестапо смогут предъявить ему?

— Гестапо всегда есть что предъявить любому из нас, вы просто-напросто недооцениваете этих Мюллеров. Тем более что Норвиг сообщил мне по секрету, будто возлюбленная Умбарта — убежденная австрийская сепаратистка. Здесь, на Корсике, среди корсиканских сепаратистов, одинаково ненавидящих и германцев, и французов, она чувствует себя в родной стихии. Гауптштурмфюрер Норвиг убежден, что почти все свое состояние Марта фон Эслингер положила на алтарь антианшлюса, добиваясь отсоединения Австрии от Германии и воссоздания могущественной Австрийской империи.