Онлайн книга «Невидимые силы»
— Ясно. Они подошли к ларьку. Илья купил две бутылки минералки. Одну вручил Насте, другую взял сам. Попивая минералку, они двинулись к смотровой площадке. С полминуты молчали. Первым молчание нарушил Илья. — Насть, а ты правда меня помнишь? — с сомнением спросил он. — Конечно. Когда ты приезжал, Машка повсюду тебя с собой таскала. — Меня ей вечно навязывали, — посмеиваясь, сказал Илья. Покосился на Настю и добавил: — Представляю, как вы с Машкой меня ненавидели. — Было дело, — согласилась Настя. — Но иногда это было даже весело. — Точно, — иронично кивнул Илья. — Я даже знаю, когда. Например, когда я увязался с вами на Святое озеро, увяз в болоте и просидел там целый час. А вы в это время загорали в ста метрах от меня и слушали музыку в наушниках. — В то время мы были не очень внимательными, — кивнула Настя. — Не то слово. Особенно если учесть, что весь этот час я орал благим матом. — А где учишься? — полюбопытствовала Настя. — В Барнаульском меде, — ответил он. — На первом курсе. Буду врачом, как Машины родители. И как Маша. — Тоже поедешь в Африку спасать чернокожих детишек? Илья спокойно посмотрел на Настю и необычно серьезно проговорил: — Если придется, то поеду. Человек обязан совершить в жизни что-то важное и значительное. Настя хмыкнула. — Ты прямо как моя сестра Аня. Она тоже любит поморализаторствовать. — А ты? — поинтересовался Илья. — Ты не любишь? — Не знаю. — Она пожала плечами. — Все это слишком сложно. Никто еще не доказал, что в нашем существовании есть какой-то смысл. А раз так, то кто скажет, какой поступок важен и значителен, а какой — нет? …Они остановились у гранитных перил смотровой площадки и залюбовались расстилающейся внизу, за рекой, Москвой. — Какая красота! — восторженно выдохнул Илья. — Да уж, — улыбнулась Настя. — Возле этих перил Герцен и Огарев, будучи студентами, давали клятву бороться за свободу человечества. А мой отец сделал предложение матери. — Знакомая история, — кивнул Илья. И вдруг, рассеянно улыбнувшись, продекламировал: …Все любовался бы с Ленинских гор, Все бы прихлебывал я В знак уважения теплый кагор К церкви, крестившей меня. Здесь родилась моя мама затем, Чтобы влюбиться в отца, Чтобы нерусскому слову Эдем Здесь обрусеть до конца, Чтобы дитя их могло говорить (Это дитя — это я), Чтобы Москвы не могли покорить Черные наши друзья. — Красиво, — сказала Настя. — Чьи это стихи? — Дениса Новикова. Он уже умер. Они помолчали. Илья неотрывно смотрел вдаль, на покрытый легкой дымкой огромный красивый город с золотыми маковками церквей. — Ты часто сюда приходишь? — спросил он. — Да нет, — ответила Настя. — По крайней мере, реже, чем хотелось бы. — Она взглянула на часы. — Слушай, Илья, ты извини, но мне пора бежать в библиотеку. Он улыбнулся: — Понимаю. Сам студент. — Дорогу к метро помнишь? — Да. Мы еще увидимся? — Только если я тебе не надоела, — пошутила Настя. — Ты мне не надоела, — серьезно проговорил Илья, глядя на Настю спокойно и доброжелательно. Настя слегка смутилась под его взглядом. Слишком уж не детским он был, этот взгляд. — Ну, пока! Она повернулась и быстро зашагала к университетскому зданию. 11 По пути в библиотеку Настя думала о родителях и о том, что с ними случилось. Авария была очень странной. Начать с того, что Настя находилась в машине вместе с родителями. Она отчетливо видела, как грузовик съехал со встречной полосы и ринулся на их старенькую «Мазду», которую отец купил по случаю у друга и которой страшно гордился как своей первой иномаркой. Время словно замедлило ход. Грузовик передвигался судорожными рывками, будто с трудом преодолевал его вязкое течение. Но вот стальной бампер грузовика навис над машиной, и Настя отчаянно закричала: — Папа, он нас раздавит! Но замедлившееся время коснулось и самой Насти. Слова прозвучали невероятно медленно и тягуче. Отец же, вместо того чтобы крутануть руль вправо и увести машину из-под удара на пустой тротуар, повернул голову и удивленно посмотрел на дочь. Раздался оглушительный скрежет, и перед глазами у Насти все вспыхнуло. А потом случилось нечто необыкновенное: она почувствовала резкий порыв холодного ветра, и порыв этот подхватил ее, вынес из машины и перенес на тротуар. И тут время двинулось с головокружительной быстротой. Грохот удара, всполох огня, крики людей, вопросы милиционеров и удивленный возглас пожилой докторши: — Это удивительно! Девочка абсолютно цела! Потом снова круговерть образов и звуков, а затем чей-то вкрадчивый голос: — Скажи, ты правда была с родителями в машине? — Да. Я там была. Время снова обрело нормальное течение, и Настя увидела, как пожилой доктор отпрянул от нее, качнул головой и, повернувшись к милиционерам, сказал: — Я, конечно, атеист, но можно сказать, что это настоящее чудо! А потом началась жизнь без папы и мамы. Поначалу Настю хотела забрать к себе двоюродная тетка, которую она совсем не знала. Но старшая сестра Анна грудью встала на защиту Насти и объявила, что сама сможет о ней позаботиться. Потом был суд, его Настя почти не помнила. Кроме разве что того, как она с яростным криком вырвалась из холодных объятий тетки и прижалась к Анне. Жили они с сестрой неплохо, но отсутствие мамы и папы чувствовалось всегда и во всем. Привыкнуть к тому, что их нет, было невозможно. Тем более что на стене в гостиной, на самом видном месте, всегда висела свадебная фотография родителей. На ней папа и мама были молоды и счастливы. И живы. Однажды, стоя на мостике через речку-овражек, Настя поссорилась со своими подругами, и одна из них в запальчивости крикнула: — Твои родители давно сгнили в земле! И туда им и дорога! Глаза Насти заволокло гневом. Она сжала кулаки и бросилась на теперь уже бывших подруг. Бросок был неудачный, девочка перелетела через перила моста и упала в канаву. Потом были три недели в больнице, которые Настя пролежала с загипсованной ногой. Когда она вернулась домой, то обнаружила, что свадебная фотография родителей со стены исчезла. В тот вечер между Настей и Анной произошел серьезный разговор. Анна утверждала, что память о родителях не столько помогает, сколько мешает Насте жить. Настя же кричала в ответ, что это ее собственная жизнь и она сама способна определить, что ей мешает, а что нет. |