Онлайн книга «Последний ход за белой королевой»
|
– Тебя давно пороли? Сосулька выпрямилась: – Как вы смеете! Я повторил: – Я спросил, давно ли тебя пороли. Негодованию Сосульки не было предела: – Убирайтесь отсюда! Немедленно! Вы гадкий, невоспитанный человек! Я улыбнулся: – Или ты хочешь сначала нокаут? Ты знаешь, как выглядит Снегурочка после того, как ее пропустят через стиральную машину? И не зли меня. Спусти штаны и ложись на диван. Я расстегнул ремень. – Вы действительно собираетесь меня пороть? Меня никогда не пороли. – Начать никогда не поздно. Она покорно села на диван: – Очки снимать? – Сначала штаны. – Вы садист? – Нет. Мне нужны кое-какие сведения, а ты ведешь себя невежливо, ложись и снимай штаны. – Послушайте, – она уже сняла очки и держала их в руке. – Давайте договоримся. Скажите точно, что вам от меня нужно. Я только на первый взгляд кажусь строгой и несговорчивой. – Она попыталась улыбнуться. – На самом деле я очень уступчивая и компанейская. Это другой разговор. Я продолжал вертеть ремень: – Тогда почему ты мне не отвечаешь на вопросы? – Мой бог! – взмолилась Сосулька. – Да вы мне ни одного вопроса не задали! «И верно», – подумал я. – Сейчас начну задавать. И ты будешь отвечать. – Буду, – она надела очки. – Где ты работаешь? – У меня маленький книжный магазин. «Сволочь Крокодил, – подумал я, – и здесь провел!» – Я продаю книги по философии, социологии. – Она помолчала, потом укоризненно покачала головой. – А вы хотели меня выпороть! Действительно. Выпороть специалистку по философии и социологии! – Какие сведения ты передавала своему русскому другу? – Он действительно шпион? – Еще какой! – Но вы тоже не местный. – Не твое дело. – Верно, не мое, – поспешно согласилась Сосулька. – Ты знала, что он русский? – Он говорил, что русский, но жил в Бразилии, и его усыновил какой-то швейцарец. «Этот мерзавец еще и легенду переврал!» – Никаких сведений я ему не передавала. Мне казалось, – она неуверенно развела руками, – его заинтересованность мною носила другую направленность. Кроме того, какими сведениями я располагала? Никакими! – Кто тебя с ним познакомил? – Один общий знакомый. Поклонник моего отца. «И здесь мерзавец провел. Не Крокодил, а барон Мюнхгаузен». – Что это за человек? – Тоже скульптор. Но любитель. И тут забрезжил свет. – Скульптор, говоришь? Любитель? А кто он такой, этот любитель? – Он держит небольшую типографию. Но не у нас. Сейчас он живет во Франции. – В каком городе, помнишь? – Нет. Но где-то на севере. Он не любит жару. Горячо! – А откуда ты знаешь, что он скульптор? – Я видела его работы. – Где? – У нас. – Где у вас? – В саду. Там мастерская моего отца. Отец ее очень любил и там работал. – И этот хозяин типографии тоже там работал? – Когда он жил здесь, то работал. И когда приезжал погостить. – Когда он был у вас в последний раз? – В апреле. Совсем горячо. – Работал? – Да. – И его работы в мастерской твоего отца? – Конечно. – Я хочу посмотреть. – Сейчас уже темно. При электрическом свете вы не получите полного впечатления. Я успокоил: – Не волнуйся, получу. – Вы хотите их посмотреть именно сейчас? – удивилась Сосулька. – Прямо сейчас. – Вы так интересуетесь искусством? – Искусство занимает важное место в моей жизни. – Тогда идемте, – она решительно направилась к двери. Мы вышли в коридор, кончавшийся двумя лестницами: одна вела вверх, другая – вниз. – Куда ведет лестница вверх? Сосулька томно опустила глаза: – В мою спальню. Спальню одинокой женщины, которую все норовят обидеть. Я не отреагировал. – А лестница вниз? – В сад, куда мы идем. * * * – Это работы моего отца. Она с гордостью указала на громадные бесформенные изделия, назвать скульптурами которые я бы не решился. – Чувствую себя как на острове Пасхи, – признался я. – Вы были там?! – обрадовалась Сосулька. И не дав ответить, проверещала: – Это, должно быть, исключительно впечатляюще. – А это что такое? – я ткнул пальцем в бесформенную скульптуру с огромными грудями. – Эта работа называется «Женщина». Она олицетворяет сконцентрированное раздумье об эвентуальном предназначении женщины, – начала Сосулька нудным голосом профессионального экскурсовода. Я разозлился: подобного рода эссе всегда приводили меня в ярость. – Эвентуальное, говоришь? Что касается меня, то я предпочитаю сначала анальную тектонику, а уже потом сконцентрированное раздумье. Что такое «тектоника», я не знал и про себя хмыкнул: «Это тебе за «эвентуальное предназначение»». Сосулька зажмурилась, замотала головой и сокрушенно хрюкнула: – Какая пошлость! «Воображение у нее развито хорошо», – отметил я и успокоил: – Работы твоего отца прекрасны. Но меня интересуют работы твоего французского друга. – Их немного. – Тем большую ценность они для меня представляют. – Вот эти три. Она показала на скульптуры в самом углу двора, у деревянного павильона. По сравнению с творениями ее отца фигуры Типографа выглядели привлекательнее. – Какая работа последняя? – Трудно сказать. Он постоянно что-то доделывал. – Лом у тебя есть? Сосулька не поняла. – Лом, я спрашиваю, есть? И, не дожидаясь ответа, направился к павильону. Дверь оказалась открытой, я вошел внутрь и быстро отыскал нечто похожее на лом. |