Онлайн книга «Кровь Люцифера»
«Это не так». Археологиня по крайней мере пыталась бороться. — Должен быть другой способ. Если взять долото и молот и ударить... — Я не позволю осквернять свою церковь подобными действиями, — возразил Гуго. — Кроме того, при любой такой попытке самоцвет свалится в реку, протекающую в сердце этой горы, и будет затерян навеки. — Значит, вы оснастили свое тайное хранилище ловушкой, — заметил Джордан. — Надо сказать, вы умело прикрыли свои тылы. Элизабет видела, как губы Руна шевелятся в бессильной молитве, и жалела его. Он отдал все своему Богу, и его жертва оказалась напрасной. В глазах Господа своего он был так же нечист, как любой дикий стригой. И эта неудача стала ему наградой за столетия службы Христу. Так что для Руна наверняка будет особо унизительно увидеть, кто спасет их сейчас, кто откроет тайник, который он не смог отворить. — Отойдите, — произнесла Элизабет, забирая у Софии нож. Графиня опустилась на колени рядом с Руном, нагребла горсть соломы и стала вычищать его кровь из углубления в камне. Корца посмотрел на нее. — Что ты... — Молчи, — велела она. Все еще стоя на коленях, Батори порезала свою ладонь и всмотрелась в кровавую лужицу, набирающуюся в горсти. С блестящей темной поверхности на Элизабет смотрело ее собственное бледное лицо. «Прости, Рун. Я знаю, что это причинит тебе боль». Она произнесла положенные по обряду латинские слова: — «Ибо это есть Чаша Крови Моей, чаша Нового и вечного Завета». Потом повернула руку, позволяя крови стечь в углубление в полу. Темная жидкость быстро заполнила мелкую чашу. И когда уровень ее достиг края, графиня почти пропела последние слова ритуала: — Mysterium fidei. С тихим скрежетом камень погрузился в пол, затем сдвинулся в сторону. Элизабет услышала, как все ахнули, не в силах поверить. Только Эрин рассмеялась. Остальные повернулись к ней. — Я поняла, — объяснила Грейнджер. — Элизабет стала цельной, когда в пустыне Рун вернул ей душу. Затем, в базилике Святого Марка, когда Бернард отнял эту новую душу и снова сделал ее стригоем, ей не позволено было выпить крови. Вместо этого она в ту же ночь вынуждена была испить вина. — И с тех пор я не пробовала ни единой капли крови, — дополнила Элизабет и повернулась к Руну. — Согласно требованиям Церкви, моя сущность оставалась чиста. Я Избранная. И вот доказательство. Она сместилась в сторону, так, чтобы луч, падающий из окна, осветил углубление. Свет огненным сиянием отразился от поверхности темно-красного камня, сокрытого внутри, его грани словно извергали пламя. Этот блеск словно бы изливался наружу из сердцевины самоцвета. Хотя глаза у Элизабет слезились, она неотрывно смотрела на алый камень, потрясенная его красотой. За долгие годы своего существования графиня владела множеством драгоценностей. В своей смертной жизни она была одной из самых богатых женщин в мире. Но ни один из этих камней не был столь притягателен, как этот. И не одна она была захвачена. Джордан рухнул на колени; алый свет заливал его лицо, точно свежая кровь. — Он поёт, — простонал сержант. 18 часов 27 минут Сердце Джордана пело, обращаясь к пламенному камню, и тот отвечал священной симфонией, затягивая его все глубже в свою мелодию, в свой свет. Окружающий мир померк, превратился в скопище теней по сравнению с этим сиянием. «И как могло быть иначе?» Словно издали, он слышал, как переговариваются другие, но их слова были лишь шепотом по сравнению с этим величественным пением. — Разве вы не слышите? — спросил он, пытаясь заставить их прислушаться. Резкий голос пробился сквозь мелодию, вклиниваясь между нотами: — Эрин Грейнджер! Забери камень! Укрой его от света, прежде чем этот человек навеки затеряется в нем! Джордан узнал голос отшельника. Мгновение спустя сияние померкло, вечная песнь почти затихла. Мир обрел свою вещественность, вес и тени. Стоун увидел женщину, которая заворачивала самоцвет в белый лён, пряча его пламя от света. Ее глаза смотрели на Джордана со страхом и тревогой. Кто-то принес ей рюкзак, и она сунула сокровище туда. Звук закрывающейся «молнии» громом прозвучал в безмолвии церкви. Руки Стоуна сами потянулись к этой женщине, к ее рюкзаку. Он жаждал забрать камень, снова подставить его солнечному свету, чтобы дослушать его песню до конца. Женщина отступила на шаг назад. — Кто-нибудь из вас слышал это пение? — спросила она. Ответом ей был хор отрицания. Постепенно мир вокруг Джордана становился все более прочным. Но если напрячься, можно было расслышать слабый отголосок этой песни, доносящийся из рюкзака, и ему вторило такое же слабое эхо из кармана самого Стоуна. Это эхо было темно-изумрудным, полным обещания обильного роста, оно шептало о корне и листьях, о цветке и стебле.— Джордан, — произнес нежный голос у самого его уха. — Ты меня слышишь? «Да». — Джордан, ответь мне. Пожалуйста. — Потом Грейнджер отвернулась, и голос стал тише. — Что с ним не так? — Он лишен равновесия. — Это снова голос отшельника. — Что это значит? — Он был затронут ангельской кровью. Она защищает его и лечит его, но в то же время всякий раз, спасая его, поглощает его человечность все сильнее и сильнее. Вы можете видеть карту этой войны, начертанную на его коже. Если ангельская сила возобладает, он будет навеки потерян для вас. Ко лбу Джордана прикоснулась ладонь; по сравнению с жаром его кожи она была холодна, точно подтаявший лед. — Как нам помочь ему? «Ее зовут... Эрин». — Не дайте ему забыть о его человечности. — Что вы имеете в виду? Как именно это сделать? Джордан услышал, как изменилось это тихое пение, вновь привлекая его внимание. Это был отзвук минорных аккордов, темная нить, которая вплелась в песню, привнося в нее глубокие тревожные ноты. Он заставил свои губы шевельнуться. — Кто-то идет. Все умолкли, и это дало ему возможность прислушаться внимательнее. — Невозможно, — заговорил отшельник. — Вокруг всей горы я расставил стражей. В тени леса, в темных тоннелях. Они предупредили бы меня. Вы в безопасности. Черные ноты в голове Джордана звучали все громче. Львенок зарычал, его белая шерсть поднялась дыбом. |