
Онлайн книга «20 лет дипломатической борьбы»
* * * Полдень. Елисейский дворец. На заседании Совета министров разгораются горячие споры. Многие министры обвиняют руководителя Кэ д’Орсэ в том, что он оказал грубый нажим на чехословацкое правительство с целью вынудить его принять проект. Жорж Мандель, Поль Рейно, Шампетье де Риб вручают Даладье свои заявления об отставке, затем берут их обратно. В Париже всеобщее возбуждение. Ходит слух, что Жорж Боннэ собирается покинуть Кэ д’Орсэ. В парламенте делегация левых высказывается за проведение твердой политики. * * * Двадцать второе сентября, полночь. Годесберг-на-Рейне. Невиль Чемберлен прибывает из Лондона. Он в высшей степени обеспокоен. Нужно заставить Гитлера принять франко-английское предложение, выдвинутое Парижем, Лондоном и Прагой взамен гитлеровского плана, согласно которому германские армии уже сейчас оккупировали бы почти всю страну. – Так дело не пойдет, – рычит Гитлер. – Я требую немедленной военной оккупации всех территорий, право на обладание которыми за мной признано. Потрясенный Невиль Чемберлен задает вопрос: – Но какого числа должна быть произведена эвакуация чехов с судетских территорий? – Эвакуация должна начаться двадцать шестого сентября в восемь часов утра и закончиться двадцать восьмого, – отвечает Гитлер. – Но это диктат! – восклицает Чемберлен. – Нет, – отвечает Гитлер, – это меморандум! Затем, одумавшись, он добавляет: – Ну уж ладно, вы будете единственным человеком, которому я когда-либо делал уступку… Я предоставляю Чехословакии сорок восемь часов сверх назначенного срока… * * * Лондон, 28 сентября. Чемберлен заявляет при выходе из самолета: – Я все-таки не могу сказать, что положение безнадежно, поскольку чехословацкому правительству переданы новые предложения. Но тем временем английский посол в Берлине Невиль Гендерсон телеграфировал в Форин офис из Берлина: «Лично Гитлер готов пойти на риск войны с Великобританией». Берлин, 22 часа 30 минут. Внимание всей Германии приковано к вермахту, который готовится к нападению. В окрестностях Мюнхена происходят передвижения значительных войсковых частей в направлении зальцбургской автострады. От мюнхенского вокзала почти беспрерывно отходят эшелоны. Прага, 23 сентября, Градчаны. Президент Бенеш говорит французскому послу Лакруа: – Мы намерены объявить декрет о всеобщей мобилизации, поскольку германские войска сосредоточиваются на наших границах. Прага, 23 сентября, 10 часов 30 минут вечера. Патетический призыв президента Бенеша к населению Чехословакии: «Наступил час, когда каждый должен отдать все свои силы на службу родине». В Париже в 11 часов вечера. Небольшие объявления, напечатанные на белой бумаге, вывешены во всех мэриях. Они призывают под знамена один миллион человек. – Франция должна ответить на принятые Германией военные меры, – говорит Даладье. * * * Париж, 26 сентября, форт Шатийон, 15 часов. Унылый осенний дождь. Перед высокими железными дверями форта молча стоят в очереди люди всех профессий с маленькими свертками в руках, ожидая, когда они смогут попрощаться с мобилизованными молодыми людьми, которые пока еще не отправились к месту своего назначения. Всеобщая подавленность. Долгое ожидание. Справа на авеню де Шатийон привлекают взор большие желтые и красные плакаты: «Французы, вас обманули!» А рядом: «Довольно шантажировать патриотизмом!» Справа от двери какой-то продавец газет соорудил из сдвинутых ящиков широкий прилавок, над которым он водрузил два зонтика. Газетные заголовки видны издали: «Долой войну!» – пишет во всю полосу «Аксьон франсэз», а чуть пониже: «Французы не хотят сражаться ни за евреев, ни за русских, ни за пражских франкмасонов». Тут же рядом газета «Эвр», во весь лист которой напечатан призыв: «Обеспечим же мир, пока нет войны!» Ниже, в газете «Жур», виден заголовок: «Неужели собираются воевать из-за процедурного вопроса?» Немного далее привлекают внимание цветные заголовки провинциальных газет. В «Эклер де Нис» ультрамариновыми огромными буквами набрана фраза: «Все чехи и словаки мира вместе взятые не стоят жизни одного французского солдата!» Кто-то произносит: – Со вчерашнего дня обстановка еще более осложнилась! Но, к счастью, наши министры в Лондоне! Наконец железные двери приоткрываются. Родные и друзья один за другим проходят в форт. Там настоящая суматоха. Полное отсутствие дисциплины. Ошеломленные офицеры смотрят, но не осмеливаются командовать. Однако часом позже на Восточном вокзале обстановка совершенно другая. Масса знамен… Автомобилям приказано останавливаться в некотором отдалении от вокзала, и поэтому на прилегающих к нему улицах – тишина. Прибывают призывники, одетые в большинстве в голубые мундиры. Рядом с ними плачущие жены и громко кричащие дети. Чувство большого достоинства преобладает при этих душераздирающих сценах расставания: «Рано или поздно, но надо покончить с Гитлером!.. Итак, черт возьми, сегодня мы отправляемся»… – кричат мужчины женщинам, которые в слезах остаются на перроне. И поезда с солдатами трогаются один за другим под чередующееся пение «Интернационала» и «Марсельезы». * * * Восемь часов вечера. Кэ д’Орсэ. В салоне послов много народа. – Что же произошло во время двух только что проведенных в Лондоне совещаний, в которых участвовали Даладье, Боннэ и генерал Гамелен? Есть ли еще надежда на мир? – с беспокойством спрашивают друг друга депутаты и журналисты. В 8 часов вечера появляется в состоянии крайнего возбуждения министр внутренних дел Альбер Сарро. Заметив атташе Боннэ, он спешит к нему: – Я телеграфировал вашему министру, когда он был в Лондоне, дабы сообщить ему, что мы не имеем противогазов для раздачи парижскому населению. Я уведомил его о необходимости немедленно раздобыть миллион противогазов в Англии. Не знаете ли вы, каков результат? – Но в Лондоне противогазов нет даже для лондонцев, – заявляет Луи Марэн, недавно прибывший из английской столицы. Ожидание затягивается. Наконец прибывает бледный и осунувшийся Жорж Боннэ. – Война кажется неизбежной, – быстро говорит он журналистам, которые хотели задать ему ряд вопросов. Сопровождающий его английский посол Эрик Фиппс проходит вместе с ним в его кабинет. В этот момент видно было, как Жорж Боннэ передал своему английскому коллеге документ, после чего англичанин тотчас же удалился. |