Онлайн книга «Поверженный демон Врубеля»
И разбитое окно между четвертым и пятым этажами, сквозь которое проникал холодный воздух, воспринималось едва ли не благом. Дверь открыли сразу. – Чего? – поинтересовалась хмурая девица в черных джинсах и черной же майке, щедро усыпанной стразами. Волосы девицы, обрезанные коротко, неровными прядями, топорщились во все стороны. – Вы Евгения? – Ну я. – Она оперлась на косяк и руки на груди скрестила, смерила Стаса внимательным взглядом. – А ты кто? – Стас. – Охренеть. На кой мне твое имя? Я тебя чего спросила? От девицы несло перегаром. И сигаретами. – Я по поводу твоей матери. – Денег нету. – Она попыталась захлопнуть дверь, но Стас выставил ногу. – А если предложу? Евгения мгновенно подобрела, и на мятом ее лице появилась улыбка, которую можно было бы назвать дружелюбной. – Так ты не из похоронной конторы? А то ходют тут… услуги, типа, предлагают. Знаю я их услуги. Сдерут втридорога… а у меня денег нет! Я, может быть, сиротою осталась… Она всхлипнула от жалости к себе. – Ответишь на пару вопросов, заплачу, – пообещал Стас. И Евгения посторонилась, пропуская в квартиру. Узенький коридорчик, в котором не развернуться. И две двери. Одна – в комнату, другая – на кухоньку, едва ли не меньшую, нежели коридор. В ней только и вместились, что плита, холодильник и пара навесных ящиков. Столом служил широкий подоконник, на котором громоздились бутылки. – Маму потеряла, – Евгения потерла руками лицо. – Горе-то… соседи приходили… сочувствовали. Помимо сочувствия, от соседей остались банка с окурками, пара засохших бутербродов и тарелка кислой капусты, по которой ползла толстая сонная муха. – Седай куда. Только давай по-быстрому, – сама Евгения плюхнулась на табурет, – а то еще тетка припрется… порядок навесть надо. И самой прибраться. А то она жуть до чего занудная. – Как скажешь. – Садиться Стас не стал, прислонился к косяку. – Рассказывай. – Чего? – Как вы здесь появились. Евгения хмыкнула и пальцем у виска покрутила. – Дядя, ты поконкретней давай. Как появились? Обыкновенно. Как все. Квартирку купили. Живем. – Когда купили? – Так… а я помню? Давно уже. Я еще только в школу пошла… нам ее тетка сосватала… мамаша тогда хату нашу продала, чтоб в город переехать. Ее тетка в работницы взяла, вот… ну типа тут круче, чем на деревне. Евгения сунула в рот жевательную резинку. Жевала она, мерно двигая нижней челюстью, сосредоточенно, будто занятие это было самым важным ныне. – А что твоя мать говорила о Мирославе? – О тетке? Ну… что она со своим сынком долбанутым носится. Его пороть надобно, а она в жопу дует. Вот он на шею и сел. И вообще у них денег много, девать некуда, вот и плотют ему за все, а мамке так лишнюю копейку жмут, словно и не родня вовсе. Она-то думала, что тетка ее как свою примет, а она с нею как с прислугой… Интересно. И значит, была обида. А обида – мотив не менее серьезный, чем выгода. – Он вообще наркошей был, прикиньте, – Евгения окончательно успокоилась. – Ширялся и ширялся. Тетка его лечила, а он снова ширялся… и в больничку. Мамка сказала, что это уже все, мозги спеклись. Наркоши, они ж вообще не люди! Она говорила искренне, уверенная в этой своей правоте. – Ты его видела? – Видела, конечно. – Евгения запустила руку в волосы. – Блин, жирные… надо голову помыть. Тетка, она жуть до чего срача всякого не любит… опять заведет, что, типа, раз я девка, то порядок кругом быть должен. Мать тоже вечно ныла, то я полы не так мою, то не подметаю… а мне на это насрать. Вот найму себе уборщицу, нехай она корячится. Я жить хочу! – А деньги откуда возьмешь? Евгения склонила голову набок и улыбнулась этак, с хитрецой. – А ты мне дашь. Думаешь, не знаю, зачем приперся и о мамаше выспрашиваешь? Я ж не тупая небось. С этим утверждением Стас мог бы и поспорить, но не стал. – Гони триста баксов, тогда и расскажу. – Что расскажешь? – Кто Гошку грохнул… я все видела. Стас не особо поверил, но деньги выложил. Не та сумма, из-за которой стоит спорить. Благо, предвидя подобный поворот, он озаботился наличкой. – Хороший ты, дядя, – восхитилась Евгения, деньги убирая в лифчик. – Сразу мне понравился. А было все так… Женька всегда знала, что рождена для лучшей жизни, во всяком случае, не такой, как у мамки. Что та видит? Целыми днями горбатится на чужих людей… ладно, пускай не на чужих, Мирослава мамке вроде как теткою родной приходилась, да что толку с того родства? Вот уж кто жил барыня барыней. Вставала поздно. Кофей пила. И шла в кабинет, типа, работать. А той работы – не полы с лестницами драить, но бумажки перекладывать. Женька видела. И стол огроменный, и бумажки эти, и Мирославу, которая сидит, уставившись то в одну, то в другую, типа, думает. Женька тоже так думать умеет, выпучит глаза, чтоб, значит, оно серьезней думалось. Не сложно. А беспокоить тетку не велено. Отвлекается она… только это Женьке не велено, а вот Гошке можно. Ему вообще все можно, что в уличной обуви по коврам ходить, что обувь эту кидать, где захочется, что ноги на стол класть… или вот Женьке с кухни носу высунуть не моги, когда ест. Накрошит, мол, измажет чего… а он схватит кусок колбасы или чаю себе плеснет, а после кружку на столик полированный бухнет. И там, конечно, пятно остается. Кто виноватый? Мамка, что не уследила. А Гошка просто творческий человек, рассеянный… ага… хрена с два. Что с Гошкою не ладно, Женька сама доперла, и раньше прочих. Подсмотрела, как он порошок нюхает. Она-то скоренько сообразила, что за порошок такой, но никому не сказала. Пускай. Вот донюхается он, чтоб мозги расплавились, тогда и упекут в дурку до конца дней. И квартирка вся эта, с добром, которого немало, мамке достанется. Женька полагала, что сие справедливо. Мамка же за квартиркой следит. Полы драит. Пыль метет. И вообще, каждый день там пропадает, а порой и Женьке велит помогать. Шепчет. – Веди себя хорошо. Старайся. Тогда Мирослава тебя полюбит. Несмотря на юный возраст, Женька четко представляла, какой должна быть, чтоб получить теткино одобрение: милой и старательной. Услужливой. Улыбчивой. И у нее получалось. …Кофе сварить, до которого Мирослава, несмотря на больное сердце, была большою охотницей. |