Книга Француженки не любят сказки, страница 43 – Лора Флоранд

Что ж, Доминик, возможно, и сможет с ним ладить.

– Что это? – Джеймс Кори подошел к шоколадной глыбе, из которой Дом вырезал скульптуру. – Вы отказались от своего замысла? – Опять тот же резкий колючий взгляд.

Доминик слегка осклабился, что должно было означать улыбку.

– Я ни от чего не отказываюсь. Но до Экспо есть еще время, а у меня много других важных дел, помимо работы над скульптурой. – Плюс к этому глыба шоколада пугала его до смерти – уж больно сложным и амбициозным был замысел. Всякий раз, когда Доминик пытался поработать над ней, он убеждался, что сглазил себя и ему лучше заняться чем-то менее грандиозным.

Миллиардер разглядывал грубо высеченные складки на будущем изображении, пытаясь понять, что должно получиться в итоге.

– У нас, у Кори, много денег, – сказал он.

– Да, и знаете, что было бы замечательно? Если бы вы потратили некую сумму, поставив имя Сильвана Маркиза на часть дерьмовых плиток, которые вы продаете в супермаркетах по всему миру. – При мысли об этом его наполнила радость. – Вот это было бы великолепно.

Во взгляде Джеймса Кори смешались задумчивость и удивление.

– А вы сами не хотите денег?

Честное слово, почему в последнее время все пытаются его купить? Сначала Кэйд Кори, затем Джейми, и вот теперь этот богатенький старикан. Неужели он выглядит таким покладистым?

– Почему бы вам для начала не сказать мне, что вы хотите у меня купить, и тогда я скажу, хочу ли я ваших денег.

Прямой, проницательный взгляд старика со скрывавшейся на дне глаз усмешкой показался ему до странного знакомым. Этого ему только не хватало! Какой-то там миллиардер, слишком старый для того, чтобы дать ему по шее, шляется по его лаборатории и держит себя так, словно Доминик для него – объект какой-то непонятной шутки.

– Как я слышал, вы любите играть с весьма дикими вкусовыми оттенками, – проговорил Джеймс Кори так подчеркнуто небрежно, что Дом насторожился. Вот она, цель визита. Несколько миллионов за его имя на какой-то продукции, где скорее всего будет арахис. Доминик зашел в своих экспериментах довольно далеко, но даже он никогда не добавит в шоколад арахис.

– Вы когда-нибудь думали о шпинате?

– О шпинате? – Да, арахис хотя бы был трудной задачей. – Вы хотите заплатить мне, чтобы я положил в шоколад шпинат? Это скучно! Заплатите какому-нибудь химику, и он это сделает.

– Скучно? – Казалось, Джеймс Кори был уязвлен. – Вы хотите сказать, что сделать это вам не по силам?

– Я хочу сказать, зачем мне это делать? Это крайне неинтересный вкус. Я использую шоколад не для того, чтобы прятать другие оттенки вкуса. Я использую другие оттенки вкуса, чтобы подчеркнуть вкусовое многообразие шоколада.

– Я уже обращался к химикам с этим вопросом. – Джеймс Кори потер пальцами переносицу. – Они ничего не могут. – При виде его нараставшего раздражения Доминик почувствовал себя лучше. – Я невысоко ценю людей, которые заявляют, что они могли бы сделать что-то невозможное, если бы захотели взять на себя такой труд.

Дом смерил его удивленным взглядом.

– Поверьте мне, в списке невозможных вещей, над которыми я сейчас работаю, шпинат стоит даже не на первой странице. Во-первых, тут нет ничего невозможного, но и если бы это было так, я не понимаю, почему должен спешить выполнять каждое невозможное предложение, какое придет вам на ум.

– Что, есть и другие невозможные для вас вещи? – хитро подхватил старик. – Какие, к примеру?

– Не ваше дело.

«Быть чьим-то солнцем. Быть для нее совершенством».

– И они стоят больше двадцати миллионов долларов? – Голубые глаза блеснули.

– Да, черт побери. Но если вы надумаете заплатить мне двадцать миллионов долларов, чтобы я смешал для вас шоколад со шпинатом, я это сделаю. – Это займет у него скорее всего час-другой и будет так же легко, как поковырять пальцем в носу, по сравнению с другими проблемами. Возможно, Джейми будет любопытно посмотреть на это. – Только не ставьте на это изделие мое имя.

Джеймс Кори сложил удивленную мину.

– Двадцать миллионов – без права использовать ваше имя? Однако вы высокого мнения о себе, верно?

Что ж, он пытался высоко себя ценить.

– Вы первый начали торговаться.

Чудаки эти миллиардеры. Что оставалось делать ему, Доминику? Снижать ставки до реальной цены?

– А если я захочу еще что-то за двадцать миллионов? – Глаза старика снова странно блеснули, словно глаза Сатаны в пустыне. – Если я попрошу вас соблазнить мою внучку и увести ее от Сильвана Маркиза?

Доминик внутренне остолбенел, потом усмехнулся. Еще один человек, ненавидящий Сильвана! Как сладко узнать, что парень, женившись, попал в семейку почище той преисподней.

– Ну извините, что я не могу вам помочь, но мысль сама по себе приятная. Удачи вам в этой затее.

«Это ему еще пригодится, если он захочет что-то вырвать из стальной хватки Кэйд».

– Почему вы не хотите помочь мне? – Ехидный взгляд. – Это что, невозможно?

Старикан начинает серьезно его раздражать!

– Вероятно, вы ошибочно принимаете меня за кого-то другого. Я Доминик Ришар, а не ваша проститутка. Я работаю с шоколадом. У меня есть подружка. – От волнения у него участилось дыхание. Подружка – это что-то постоянное, прочное. А не случайная знакомая, которая может исчезнуть, если он как-то не так моргнет. – Ваши двадцать миллионов не стоят ни одной из этих вещей.

Джеймс Кори положил руку на мраморную столешницу, словно это он был хозяином, и впился в Доминика долгим, испытующим взглядом.

Доминик недобро обнажил зубы в очередной попытке улыбки.

– Трудно жить, если нет ничего более ценного, чем деньги?

– О-о, у меня есть пара вещей, более ценных, – серьезно ответил старик. – Две или три. Но я всегда стараюсь действовать наверняка. Очень неприятно, когда с моим сокровищем кто-то другой обращается как с дешевой игрушкой.

– Ты не думала о том, что тебе пора перейти к оседлой жизни? – спросил дедушка Джек.

Джейми чуть не выпрыгнула из собственной кожи. Что говорило о многом – она только что пришла с еженедельных физиотерапевтических процедур и очень устала. Они сидели в суперроскошном ресторане возле Елисейских Полей. Блюда от шеф-повара Люка Леруа, обладателя трех мишленовских звезд, таяли словно снег на ее горячем, усталом языке. Она предпочла бы сидеть в салоне Доминика, но не решилась пойти туда с дедом. Вот они и были сейчас в другой части Парижа, ели десерты, в которых лед соприкасался с огнем и рождал весну. И это стоило больше пятидесяти евро на каждого, мизерная частица в бюджете деда, хотя такая цена все равно вызвала у него возмущение.

– К оседлой – жизни?

– Да! Знаешь, ты выйдешь замуж, пойдут дети, и ты перестанешь мотаться по разным странам.