Онлайн книга «Мари в вышине»
|
Чем больше я над этим размышлял, тем удивительней мне казалось то, что, пережив неприкрытое пренебрежение матери, ее простой и однозначный уход, Мари выбрала для себя вариант ребенка без отца, как если бы хотела создать нечто обратное ее отношениям с матерью и сделать так, чтобы ее собственная связь с ребенком была крайне сильной, абсолютной – той, которой не хватало ей самой. С другой стороны, отец все-таки был. Правда, не совсем такой, какого подразумевает классическая схема. Да уж, привет тебе от классических схем – замшелая крестьянка, одинокая женщина в постоянной опасности, маленькие девочки, боящиеся пауков… С тех пор как я обнаружил эту ферму, мои классические схемы здорово сдали позиции. Потом она начала расспрашивать, есть ли у меня друзья в Ариеже или вообще где-нибудь, занимаюсь ли я спортом или у меня еще какое-то хобби, что я делаю в свободное время. Ответ последовал без задержки: друзей у меня нет. Ни детства, ни вообще. В школе я сначала был козлом отпущения для остальных, а после взрыва той гранаты стал опасным психом, от которого следовало держаться подальше. Когда ты в чем-то уязвим или слишком чувствителен, то неизбежно вызываешь насмешки, и мои одноклассники не отказывали себе в таком удовольствии. В булочной, мясной лавке, на местной почте – везде я был бедным пацаном, который никому не нужен, кроме как бедной старушке, оставшейся без собственных детей, потому что все они перемерли. Разумеется, мои сверстники слышали эти разговоры. До шести лет я терпел взбучки отца и ругань матери, десять следующих прятался в углу двора – и в результате замкнулся в своем одиночестве. Причем стена была высока, чтобы никто не рискнул через нее перелезть. Чтобы защититься от окружающих, я превратился в неприятного типа. Если никто не захочет иметь со мной дела, то никто и не причинит мне боли. Железная логика. Как и моя двоичная система, где запятая носит имя Мари. – Я так и думала, что есть трещина, – сказала она тихонько. – Трещина? – Ничего, ничего, я знаю, что имею в виду, а чем еще вы занимаетесь в свободное время, кроме велосипедных прогулок? – Я рисую. – Рисуете? – Да. – А что именно? – Все. Портреты, пейзажи, животных, здания. – Покажете мне как-нибудь? – Если хотите. Казалось, ей действительно интересно, чем я занимаюсь. Это было единственным, чем я гордился. Но я берег свои рисунки, как сокровища Тутанхамона. В надежном укрытии. Даже при мысли о Мари я поймал себя на сомнениях. А вдруг она начнет насмехаться? Надо будет подумать. Она, в свою очередь, рассказала о блондинистой подружке, с которой дружила с первых классов и которая иногда выводила ее в свет – так стряхивают пыль с велосипеда, которым никто не пользуется и он по-прежнему стоит в сарае: надо сделать хоть пару кругов и проверить, не заржавел ли. То в кино сходят, то на распродажи, то в ресторанчик. Она зациклилась на идее подыскать для Мари парня, но представления не имела об ее идеале мужчины – в отличие от Антуана, который после множества бесед на эту тему все знал досконально. Но Мари все равно была к ней сильно привязана. Ее развлекали разговоры о жизни в обществе – именно такой жизни она всячески избегала. Мари призналась, что по характеру она скорее одиночка и ее это полностью устраивает. А я задался вопросом, кого Антуан считал своим идеалом мужчины. А главное, не подпадаю ли я сам под это определение? Когда в разговоре возникали заминки, я ловил себя на том, что представляю ее соски, стиснутые чашечками лифчика, на грани задыхания, взывающие о помощи. На белом коне, с мечом короля Артура в руке, я внезапно появляюсь из ниоткуда, чтобы разрубить бретельки, стесняющие их свободу, и увидеть, как они вздымаются навстречу заходящему солнцу. Каберне позднего сбора наверняка преодолело гемо-мозговой барьер. После десерта я попросил ее продемонстрировать приемы, позволяющие столь легко нейтрализовать индивидуума моего сложения. – А зачем вам знать? – со смехом поинтересовалась она. – Может пригодиться по работе. – Разве вас не учат в школе жандармов? – Не такому. – Но если я вам покажу, то подставлюсь сама. – Я же обещал ничего подобного больше не делать. – Я слишком много выпила, не знаю, получится ли. – Я тоже слишком много выпил, так что меня будет легче уложить. Она на секунду заколебалась, потом встала, чтобы отодвинуть низенький журнальный столик. На ковре будет удобней, ведь это же понарошку. – Но сначала у меня тоже для вас кое-что есть. Она достала маленький сверток, спрятанный под диванную подушку. Подарок. Настоящий подарок. Женщина делает мне подарок, мне, Оливье Деломбру, самому одинокому человеку в мире после Робинзона Крузо. Майка! С коровой, которая танцует чарльстон, как Жозефина Бейкер [25] , с бананами вокруг талии. – Это четвертый пункт правил коровника: Возмещение ущерба, причиненного пунктом три. – Я могу померить? – Она же ваша. Я даже не подумал выйти переодеться. Стянул свою простенькую майку и надел новую, ее, прямо у нее перед носом. – Словно по мерке. У вас отличный глазомер! – Ну, я же должна определять конституцию своих коров, чтобы подобрать им хорошего быка. – А я хороший бык с конституционной точки зрения? – Обычный. Бац! Она улыбнулась мне, взяла за руку и начала объяснять движение. Я не стал сопротивляться и опустился на колени. Да и выбора не оставалось, боль была такой же сильной, как в первый раз. В результате я оказался распластанным на полу. Так и не уловив, что произошло. Каберне, корова с бананами, волнение… На ковре действительно было удобнее. Она наклонилась ко мне. Я чувствовал ее дыхание на щеке. Мне так хотелось, чтобы она меня поцеловала. Она приблизила губы к моему уху и прошептала: – Надеюсь, под диваном нет никаких пауков. Потом быстро выпрямилась и проговорила, накидывая кофту: – Нужно проверить коров. Она уже вышла, когда мне удалось встать. Я схватил свою куртку и побежал за ней во двор. – Вы это делаете каждый вечер? – Укладываю мужчину на ковер в гостиной или проверяю коров? – И то и другое! – Нет и да. Мужчин здесь бывает немного, а с коровами – так заведено. – Вы желаете им доброй ночи? – В некотором смысле… |