Книга Самоход. "Прощай, Родина!", страница 27 – Юрий Корчевский

На какое-то время фронт замер на месте – немцы выдыхались. Расчеты кое-как, ломами и кирками выдолбили капониры, довольно быстро, впрочем, занесенные снегом. Самоходки стояли как огневые артиллерийские точки на танкоопасных направлениях. Днем экипажи находились в машинах в полной боевой готовности. В самоходке зимой холодно, отопления в боевых машинах нет – хоть в КВ-1, хоть в Т-34, хоть в немецких. Вокруг толстое, промерзшее железо. Дотронешься голой рукой до брони – и пальцы примерзают. От дыхания экипажа влага на броне осаживалась изнутри корпуса и превращалась в иней, и к вечеру замерзали все ужасно. Вечером кормили горячим ужином, выдавали фронтовые сто грамм, но и они помогали слабо. Пока угреешься в землянке, где буржуйка горит, уже вставать пора. А дрова такая железная печурка жрала, как паровоз – немерено. Однако стоило ей погаснуть, как через четверть часа в землянке было холодно – все тепло через трубу вытягивало. Но позже приспособились. Брали кирпичи из разбитых домов и клали их в ведра с соляркой, которую брали у танкистов. Полежит такой кирпич в дизтопливе, пропитается за несколько часов – и вместо дров в печь. Горели такие кирпичи долго и тепла давали много.

Некоторые ухитрялись строгать толовые шашки и топить ими. Для взрыва нужен взрыватель, детонация, а без него тол просто горит. Каждый экипаж выкручивался как мог, но хуже всего приходилось в траншеях и окопах пехоте, где по холодному времени года было много обмороженных.

Вечером тыловые службы устроили помывку и смену белья. Для бойца на фронте баня – удовольствие редкое, долгожданное. Вымылись, поужинали, водочки выпили, разомлели – даже песни попели. А утром – немецкая атака.

Самоходчики стояли почти сразу за траншеями пехоты – в полусотне метров от траншей, где немного дальше.

Первыми всполошились пехотинцы.

Виктор, услышав крики «Танки!», приник к прицелу. Вот они, крашенные в белый цвет – даже крестов не видно.

Танки начали стрелять издалека, и на позициях пехоты появились разрывы. И точно били, сволочи, по пулеметным точкам, по орудийным капонирам. Видимо, их разведка поработала хорошо.

Противотанковые пушки открыли огонь, но комбат самоходчиков Неклюев приказа открывать огонь не давал, подпускал поближе.

И вот уже дистанция метров двести. В наушниках щелкнуло:

– Сигнал один! – Это Неклюев так маскировался. Самоходки немецкие, и радиостанции на них работают на волне, которую могут слышать немцы.

Почти залпом выстрелили «артштурмы». Каждый наводчик уже выбрал себе цель и вел ее в прицеле, дожидаясь приказа.

Сразу вспыхнули три танка. В первом эшелоне шли T-III. За ними во втором эшелоне их поддерживали StuG III. Удар самоходок был неожиданным, но рота Неклюева тем самым обнаружила себя. Совсем близко к боевым машинам стали вспухать разрывы, осколки били по броне.

Однако наши самоходки выпускали снаряд за снарядом. Вот еще два танка загорелись… Противотанковые пушки подожгли еще два, а один уже стоял с перебитой гусеницей.

Немцы не выдержали губительного огня и сначала остановились, а потом и вовсе стали отползать к далекому селу. Однако, даже отступая, они отстреливались. По полю убегали уцелевшие танкисты из подбитых машин. Если недалеко был танк или самоходка, они останавливались и подбирали своих. Те устраивались на броне, за башней. В танке свободного места нет, самим тесно.

Неожиданно по рации поступил приказ атаковать и ворваться на плечах отступающего врага в оккупированную деревню.

Зимой на фронте пехотинцам приходилось плохо, они старались оставить в траншеях боевое охранение, пулеметчиков. А солдаты, если поблизости была деревня или село, старались укрыться в избах. Печи грели хорошо, стены держали тепло, и порой в такую избу набивалось до полусотни человек, только бы улечься в тепле.

Самоходки покинули капониры и пошли по полю.

Виктор в душе считал приказ невыполнимым. Да их в голом поле постреляют, как куропаток! Ведь они только что сами так же расстреливали танки немцев.

Самоходки зарывались в снег, их кидало на кочках. Вести стрельбу с хода было невозможно, пустая трата снарядов.

Донцов распорядился Артюхову:

– Держи по танковой колее. И двигаться легче, и шансов подорваться на противотанковой мине меньше.

На этом поле мины – и противопехотные, и противотанковые – ставили глубокой осенью, перед снегопадами и морозами. Ставили и наши, и немцы, и было удивительно, как еще никто не подорвался. Виктор предположил, что взрыватели покрылись льдом, замерзли, иначе почему не сработали?

Но не мины вывели из строя большую часть самоходок, а танки. Они вернулись в деревню, пятясь задом и подставляя под огонь лоб корпуса, где броня толще. И сейчас они оказались в выгодном положении, прячась за избы, сараи, хозяйственные постройки. Некоторые самоходчики стреляли фугасными снарядами по постройкам, когда танк становился виден, и уже потом по нему вели огонь бронебойными снарядами.

Но вот подбита одна самоходка, загорелась другая… Самоходка Виктора была крайней справа.

Донцов отдал приказ не стрелять, да и видимых целей не было.

Механик-водитель гнал самоходку по следу танка. Чем больше была скорость, тем меньше шансов у наводчика вражеского танка попасть в самоходку. Правда, останавливались пару раз – осмотреться.

Основная перестрелка шла левее – там разгорелся настоящий бой, в эфире была слышна и русская, и немецкая речь.

Непонятно каким чудом, но самоходка проскочила целой до окраины деревни. Теперь они двигались медленно, осматриваясь в перископы – где затаился танк или самоходка?

Неожиданно сверху по рубке застучали железом. Экипаж удивился: десанта на броне не было, кто мог стучать?

Механик остановил самоходку. Донцов снял шлемофон – иначе надо отключать вилку танкового переговорного устройства, привстал и приоткрыл люк. В следующую секунду его чуть не хватил удар – на крыше рубки сидел самый настоящий немецкий танкист. Видимо, он успел взобраться на броню, когда они делали остановки. Да и что мудреного спутать? Самоходка немецкая, силуэт ее всем немцам знаком, окрашена в белый цвет, как и «немцы», знаков – звезды или крестов над кабиной не видно. Принял за своего, тем более что самоходка по деревне не стреляла.

А потом и сам танкист сыграл роль сигнала опознания. Если кто-то из танкистов и пушкарей ловил в прицеле самоходку, он видел на ней танкиста в немецкой униформе. Униформа черная, с пехотной формой, как и с советской, не спутаешь.

Так и въехали в деревню.

Немец при виде показавшейся головы Донцова засмеялся, крикнул:

– Данке шен! – И спрыгнул с самоходки.

Вокруг уже были немцы. На самоходку они внимания не обращали – своя ведь, только что с нее танкист спрыгнул.

Экипаж, когда просек ситуацию, струхнул. Для ближнего боя оружия нет, как у танка, и если немцы их раскусят, подожгут или дымовыми шашками закидают. Не захочешь задохнуться – сам вылезешь. Выкуривали иногда немцы экипажи из наших подбитых танков.