Онлайн книга «Ольга, королева русов»
|
– А коли муж хватится? – Так оно и лучше. – Женщина впервые подняла лицо и даже чуть улыбнулась. – Он это колечко третьей жене подарил. Заманке-гадюке, что ему ночами в ухо нашептывает. – Не боишься? – Так хуже уж и некуда, матушка-ведунья, – горестно вздохнула молодка. – Некуда мне хуже, коли не пособишь. – Имя придется назвать. Без твоего имени поганая трава на мужа твоего подействовать может. Или на тебя. Трижды гулко ухнул филин в лесу. – Время наше пришло, – сказала колдунья. – Говори скорее имя свое. – Родимка. – Как сказала? – Родимка. Нарекли меня так родители мои. – Жаль мне тебя, Родимка, потому только и решаюсь, – напевно начала колдунья. – И знак особый тебе дам, чтоб на груди носила, и заклятье особое, чтоб над чашей мужа своего шептала. Чтоб только тебя муж твой всегда желал… Старуха вдруг замолчала, настороженно прислушиваясь. Выдохнула в крайнем испуге: – Кони!.. Схватив бадейку, плеснула в костер. Зашипев, он разом погас, густое облако дыма и пара заполнило пещерку. – Уходи!.. В лес беги, в лес! Они из Киева скачут!.. Дым еще не вытянуло, когда в пещерку вошли двое в белых рубахах, отделанных золотом по подолу. – Стой, ведьма. И оба закашлялись. – Стою я, стою, – торопливо заверила колдунья. Она ни разу не кашлянула, будто дым и не тревожил ее. То ли привыкла к нему, то ли умела сдерживаться. В голосе ее не было ни испуга, ни подобострастия, хотя она все время думала, успела ли выскочить посетительница до прихода непрошеных гостей. Один из вошедших, выгоняя дым, принялся усиленно размахивать найденной у стены телячьей шкурой, второй не спускал с колдуньи недоверчивых глаз. Дым стал рассеиваться, а когда в пещерке сделалось уже терпимо, вошла княгиня Ольга. – Княгинюшка светлая! Возопив, старуха повалилась в ноги, норовя поцеловать край тяжелого платья. Ольга брезгливо подобрала подол. – И в дыму узнала, старая ведьма? – Силу твою почуяла. Силу великую! – Ворожишь, как в детстве моем? – Так забавляла я тебя тогда, забавляла, княгинюшка! Не ворожея я, нет, знахарка я простая, знахарка. Травами заболевших пользую, кровь заговариваю, разродиться бабам помогаю. – И с духами черными за полночь беседы ведешь? Почему огонь в пещерке жгла? Кому знак подавала? – Тебе, светлая, тебе, завтрашняя королева… – Что? – Знаю. Знаю это, открылось мне. Потому и говорю… В пещерке были дружинники. И, может быть, поэтому Ольга резко, чтобы и за входом слышали, выкрикнула: – Молчи!.. Старуха увяла, залопотала беспомощно: – Как велишь, как велишь… – Молчи, – сурово повторила княгиня. – Отвечай, что спрашивают, ради ответа твоего и пришла сегодня. Скажешь правду– жива останешься, солжешь – на костер пойдешь. – Княгинюшка светлая, пощади старость мою! – Князья не щадят. Князья милуют. – Помилуй… Ольга оглянулась через плечо, бросила страже: – Выйдите все. И ты тоже, боярин Хильберт. Дружинники вышли, сталкиваясь мощными плечами в тесном проеме пещерки. Следом за ними вышел и молодой статный боярин. Старуха тихо выла, лежа на полу. – Встань, – брезгливо сказала княгиня. – Гляди мне в глаза и отвечай коротко: да или нет. – Да или нет, – зачем-то повторила колдунья. Ольга молчала, сурово смотрела в упор. Старуха не только не отводила глаз, но даже не решалась моргать. Княгиня молчала долго, испытующе глядя на нее. Наконец спросила резко: – Кто сильнее, твои чернобоги или Бог христианский, которого они называют Иисусом Христом? На этот вопрос невозможно было ответить ни «да», ни «нет». И княгиня со злым любопытством ждала, как старая ведьма выпутается из трудного положения. А старая беззвучно плямкала губами, не решаясь произнести не то что слова – звука единого. Потом вдруг воздела обе руки и рухнула на колени: – Казни. Лютой казнью казни меня, княгиня, но Бог христианский сильнее всех!.. Ольга помолчала. Сказала, понизив голос: – Есть такое средство, чтобы, выпив его в вине, человек уснул, но так, чтобы сон ему прекрасный приснился? А утром чтобы встал и всегда помнил бы об этом сне? – Приворотное зелье? – догадливо шепнула старуха. – Знать не хочу. Чтобы сил своих не потерял во сне. Сил и желаний. Чтобы только о них и помнил. – Есть, княгинюшка светлая, есть… – бормотала старуха, роясь на полке, заваленной кореньями и сушеными травами. – Вот, княгинюшка светлая… – Сколько нужно на кубок? – Две щепоти всего. Две щепоти твоих. Только приласкать уснувшего надо, приласкать. – Приласкать? Кого приласкать, старая? Старуха испуганно примолкла. Ольга спрятала холщовый мешочек в складках платья. Сказала с нешуточной угрозой: – Если проболтаешься кому, палач очень медленно замучает тебя на растяжках. Поняла, старая? – Пожалей старость мою, княгинюшка!.. – в ужасе закричала старуха. И пала ниц пред Ольгой. Княгиня, подумав самую малость, высоко подобрала подол платья, перешагнула через лежащую старуху и вышла из пещеры. К ней подвели коня, подсадили в седло. Ольга молчала, напряженно размышляя. – В Киев? – тихо спросил молодой боярин. – Что, Хильберт?.. – Княгиня очнулась. – Да. Да, да, да, я поняла, поняла. Это было – да. Боярин ничего не понял, но решил уточнить: – А со старухой что делать? – Со старухой?.. – только на миг задумалась Ольга. – Меч при тебе? Тогда сам должен знать. И первой тронула коня. Двое дружинников выволокли колдунью из пещеры, стащили к берегу, бросили на песок. – Раз… Два… Еще до третьего счета из пещерки ящерицей выскользнула молодка, назвавшаяся Родимкой. И исчезла в прибрежном кустарнике. Тускло блеснул меч в предгрозовых зарницах, и седая голова старухи скатилась на песок. 4 Свенельд еще в раннем детстве взял в руки боевой меч, а в двенадцать лет уже был зачислен в младшую дружину князя Игоря. Воевал отважно и умело, добился почестей и богатства, став к зрелым годам первым воеводой Великого княжества Киевского с правом набирать собственную дружину. Для прокорма ее ему была пожалована вся Древлянская земля, которую он, кстати, и привел под руку князя Игоря. С древлянами, которых примучил, выражаясь языком тех времен, он жил в мире и согласии, устраивая для них празднества во время ежегодного осеннего полюдья, а потому и дань, что он взимал при этом, не казалась древлянам такой уж нестерпимо обидной. |