
Онлайн книга «Ратоборцы»
Слова его были встречены сочувственно. Он ободрился: – И, может бы, корова выросла бы о двух головах, да только что поп велел его утопить!.. И тут пошло! – То еще не диво! – вскричал один. – Вот у нас под Смоленском панья одна, или, просто сказать, боярыня, принесла ребенка. И при нем все зубы. Да это еще что, – младенец сам себе имя провещал: «Назовите, говорит, меня Иваном!..» Дак поп его чуть в купель не выронил!.. – То к войне!.. – А у нас в Медвежьем бабка раны сшивает! Князь хотел ее к себе взять – не поехала: «Где, говорит, родилась, тут и умру!» – А под Тверью у нас два года земля горела. Аж вся рыба в воде дымом пропахла! – А у нас осенесь буря сделалась на Волге. И одного хрестьянина, и с телегой и с конем вместе, перенесло через Волгу… Ну, телега с лошадью потом нашлися, на сосну их закинуло… А человек – без вести! – Все может быть, все может быть!.. – Эх, робята, – произнес один из воинов мечтательно, лежа на спине поверх разостланной епанчи и глядя в черное, как котел, небо, – хотел бы я в тех землях пожить, где темьян-ладан родится… в этом самом Ерусалиме!.. Про Ерусалим у нас рассказывал один богомол, странник: близко, дескать, его, где обитал он в гостинице, тут же, говорит, возле стены, в пещерке, пуп земной!.. Помолчали. – Нам вот тоже поп рассказывал: на море-де, на Андреантическом, на окияне, этот ладан-темьян прямо с неба падает. – Ну, эко диво! – не сдался другой. – У нас вот на Кидекше, как раз на Успеньев день, облако на луг упало, и сделался из его кисель!.. На этот раз молчанье было необыкновенно длительно. Кто-то вздохнул… Кто-то проглотил слюнки. – Все может быть, все может быть! – произнес в раздумье старый воин. – Да-а… – вырвалось от всей души у другого. – Почаще бы нам, крестьянам, да по всем бы по деревням такие облака падали!.. – Ну, а что толку? – возразил кто-то с горькой насмешкой. – Все равно, покуда наш брат хрестьянин ложку из-за голенища вынет, князья-бояре весь кисель расхватают. Послышался общий хохот. – Это уж так!.. – Это истинно! Работному люду ничего не достанется! И сам собою разговор свернулся на надвигающийся голод. – Да-а! Еще урожай обмолотить не успели православные, а купцы уже по восьми кун за одну кадь ржи берут! Как дальше жить будем? Эти последние слова произнес дородный дружинник – светлобородый силач, пышущий здоровьем. Несоответствие его внешности со словами о голоде вызвало у некоторых невольную шутку: – Гляди, Иван, как бы ты от голоду не отощал вовсе: уж и так одни кости да кожа! Воины засмеялись. Однако дородный воин отнюдь не смутился этим и скоро заставил замолчать насмешников. – Правильно, – спокойно возразил он. – Я-то не жалуюсь: сыт-питанен. Мы, дружинные, на княжеских хлебах живем, нам и горя мало! Ну, а старики твои, Митрий, или там сестры, братья, суседи?! А?! Замолк, нечего тебе сказать! А вот мне об этих днях из нашей деревни весть прислали: пишут, что сильно голодают в нашей округе. Уж траву-лебеду стали к мучке-то примешивать. Ребятишки пухнут от голоду. Старики мрут… Его поддержали: – Что говорить! Худо простому люду живется: и под боярами, и под татарами! А хуже нет голода! Разговор пошел горестный, тяжелый. Говорили и о чуме, которая нет-нет да и наведывалась в Новгород: – Харкнет человек кровью – и по третьему дню готов!.. – Княжеский доктор говорит: этот, дескать, мор черный, его из-за моря привозят. Купцы. – Да уж он знает, Аврам!.. Все, поди, черны книги прочел!.. Он многих в народе вылечил. – Добрый лекарь! А только – голод да нищета, дак и лекарства – тщета!.. – Нет, в стары времена куда легче жили!.. Нынче богаты бедных поесть хотят, ровно бы волки, живоядцы!.. После голода и чумы заговорили о татарах: – Слышь ты, окаянны хочут всю молодежь с собой на войну погнать… Да Олександр Ярославич, дай ему Бог веку, он заступил: не дал! – Авось и опять съездит – отмолит! – Ох, Орда, ох, Орда немилостивая!.. Ханы эти да баскаки наскакивают!.. И все – господин на господине!.. – Ну и у них не все одинаки: всякого жита по лопате, есть и у них черна кость, бела кость!.. – Побывал я, братцы, у ихнего хана, у Менгуя, и во дворце… ну, как же? – когда Ярославича своего сопровождал… Ох, дворец, ох, дворец! Ум меркнет!.. Не хочется и вон идти!.. – На нашей же все на кровушке строено! – Это точно!.. – Вот мне матерь моя, пономаревой рукой, пишет: чегой-то на ихнего князя, на Пронского, осерчал багадур ихний, баскак этот самый. И вот поехал со своими, с татарами, саморуком дани собирать с хрестьян. Ну вот, матушка моя и пишет: все наше рухло пограбили! «Теперь, говорит, нету тебе, Саввушка, и наследия отцовского!..» Ну кто ж я теперь – всему лишенец?.. Теперь уж и не вздумай отойти от князя!.. – Не горюй, – утешал его товарищ, – было бы жито, а то – прожито!.. А тем временем тот, кто побывал с Невским у великого хана, вел свой неторопливый рассказ о татарах: – Замков на анбарах они действительно не знают: воровство наказуют люто. Ежели ты, к примеру, одного коня украл, то отдай девять… – Ой-ой!.. – Так-то вот! А то просто голову рубают – и все… Но живут грязно. Немыслимо! Им Чингиз-хан мыться запретил, одежу стирать запретил. – Неужели бань нету? – почти в ужасе спросил кто-то. Рассказчик рассмеялся: – Да ежели кто у них начнет воду на себя плескать, обмываться, дак они сейчас же ему голову отрубят: вода, говорят, она святая, не смей ее грязнить!.. Раздался хохот. – Есть же дурачья на белом свете!.. – Рубахи свои, и всю одежду, и чепаны дотоле носят, не сымая, покуда не изветшает и само не свалится! И чего скупятся, не знаю: ведь когда мы с Александром Ярославичем были у того ихнего царя, так ведь, кроме нас, на поклон к ему три тыщи царей съехалось! Раздался гул ужаса и изумленья. – И вот ты с ними и поборись – с татарами!.. – А у нас-то, у русских, чего нету?! Оружия ли? Хлеба ли? Скота ли?.. Необъятная сила!.. Когда бы наши князья за одно сердце все стали, так этот бы Менгуй-Батый хрипанул бы одного разу, да и пар из него вон!.. |