Книга Любовь со вкусом вишни, страница 10 – Татьяна Алюшина

– Придвинься поближе, – попросила девушка.

Он послушно передвинул стул к изголовью кровати.

– Посмотри мне в глаза.

Он поднял голову и посмотрел. Они молчали, молчали и смотрели друг другу в глаза. Долго.

Между ними происходил странный молчаливый диалог – он просил прощения, пытался что-то объяснить ей и самому себе, обвинял себя и рассказывал, что не может найти нечто важное внутри, то, что обязательно надо найти, раскопать, чтобы понять, для чего ты вообще есть на земле, и что все чаще думает, что в нем этого и нет вовсе. А Ника – что поможет ему и его отцу, что не за что их наказывать и винить, у них свое горе – вот этот мальчик, несущийся на всех парах к некоему краю, за которым, может, и найдет то, что ищет, но, как правило, эти дороги ведут только к гибели.

Да и за что винить-то?!

Ей благодарить его надо! Потому что на один краткий миг Ника почувствовала, увидела, приобщившись, и осознала, что во всей нашей жизни есть глубокий смысл, назначение некое, понять которое мало кому дано. Но оно есть!

И что существует на этой земле человек, который живет своей, совершенно неизвестной ей параллельной жизнью, и пусть они никогда не встретятся, но они оба проживают жизни в одном пространстве, и теперь она точно знает, что он существует.

Что мальчик, сидящий напротив, гораздо смелее, чем она, потому что он ищет этот смысл, ковыряется в себе, мучается, бунтует, а она давно разуверилась, что в ней есть это нечто важное, и, махнув на себя рукой, перестала даже думать об этом.

– Ты его наказываешь за то, что он сильнее, умнее, целостнее и никогда, как тебе кажется, ты не станешь таким же? – спросила Ника, продолжая вслух их молчаливый диалог.

– Да, отец настоящий мужик, и меня это бесит! Слушай, ты что, ясновидящая? Типа озарение такое или психолог? – усмехнулся парень.

– Нет, я потерпевшая, сбитая твоим красным монстром. Кстати, отделался бы ты от этой машины, у нее свой характер, и она уже попробовала калечить людей, подозреваю, что ей это понравилось.

– Точно, экстрасенс какой-то, – усмехнулся он и расслабился.

«Так-то лучше!» – подумала Ника.

– Тебе сколько лет?

– Восемнадцать.

– Шел бы ты в армию, Леша!

– Не-а. Не хочется, я в универе учусь, – махнул он рукой.

– Да наплевать! – уверила Ника. – Куда он от тебя денется! Иди, тебе полезно быть подальше от родителей, денег шалых и дурных мыслей.

– Может, ты и права. – Он как-то сразу стал с ней на «ты», еще когда молча рассказывал о себе.

– Он тебя любит таким обалдуем, какой ты есть, и можешь не стараться, никакие твои идиотства на его любовь не повлияют, она просто есть, и все! Это называется безусловная любовь, то есть без всяких условий.

– Я знаю! Теперь знаю!

Он отвернулся, посмотрел, задумавшись, в окно.

Ника не мешала – пора бы уже мальчику подумать! Леша повернулся и, взглянув ей в глаза, по-детски пожаловался:

– Я только не знаю, что мне теперь делать!

– Это решать только тебе, и выбор делать тебе, и разбираться со всем, что ты наворотил, тоже тебе.

– Ты не думай, я отвечу и в тюрьму сяду! – распетушился он.

– Ясно, – вздохнула Ника. – Папу позови.

Алексей подскочил так стремительно, что стул перевернулся и упал.

– Не надо! Не делай этого, не отмазывай меня! Я вообще был против, чтобы отец с тобой договаривался! Нечего меня жалеть!

– Ты пока сочувствия к себе не заслужил.

Она устала, в голову начала вгрызаться боль, с каждой минутой все больше и больше наливаясь свинцовой тяжестью.

– Все, Леша, хватит! Я не настолько старая и умная, чтобы тебе советы давать, сам разбирайся! Одно могу сказать: у тебя вполне есть перспектива стать настоящим мужиком, ибо ты не совсем полное дерьмо, как большинство богатеньких детишек. Даже удивительно. Все. Позови отца.

Он как-то весь потух, как лампочка, которую выключили. И вдруг, упершись руками в койку, наклонился, приблизив свое лицо к ней, и Ника рассмотрела у него на носу маленькие веснушки.

– Прости, – тихо попросил он.

– Не разочаруй меня, – ответила она.

– Спасибо! – шепотом поблагодарил парень и, поцеловав ее в щеку, распрямился и пошел к выходу, а взявшись за ручку двери, повернулся и спросил:

– Можно, я буду тебя навещать?

– Только если не примешься таскать бананы, я их терпеть не могу!

– Никаких бананов, клянусь! – разулыбался он и вышел.

В палату сразу же зашел Евгений Александрович, один, без охраны.

– Евгений Александрович, подозреваю, что ваш адвокат болтается где-то рядом? – спросила, слегка улыбнувшись, Вероника.

– Вы угадали. – Он еле заметно опешил от такого вопроса и, еще не зная чего ожидать, нервничал.

– Тогда давайте его сюда побыстрей, у меня очень болит голова, и я устала, – отдала приказание Ника и, не к месту вспомнив Сонечкино воспитание, добавила: – Извините.

– Что вы, я понимаю!

Он совсем несолидно, немного суетясь, достал мобильный, нажал кнопку, спохватился, вспомнив о статусе, взял себя в руки и властно приказал:

– Семен, поднимись, зайди в палату! – и убрал телефон во внутренний карман пиджака. – Вы что-то решили, Вероника?

– Да. Как говорят американцы: «Дайте ему еще один шанс», а лучше отправьте его в армию в какие-нибудь ВДВ или спецназы, туда, где посложнее.

Ника перевела дыхание, ее голова жила отдельной от хозяйки жизнью, сейчас, например, по расписанию у нее числилась боль, сильная, нарастающая. По-хорошему надо бы позвать медсестру и сделать укол, но девушка хотела побыстрее закончить с неприятным делом, не растягивая время на уколы.

– Спасибо вам, Вероника! Все мои обещания остаются в силе, и сумма, которую вы назовете, в разумных пределах, конечно, будет выплачена.

– Конечно, в разумных, – усмехнулась она тому, как быстро он оклемался. – Отдельная палата – это ваша заслуга?

– Моя, – признался он.

– А если бы я отказалась, меня бы перевели в общую?

– Ну что вы! – Он снова был царственным, а потому снисходительным львом. – Вы ведь пострадали из-за нас, я хоть как-то должен компенсировать.

– Бросьте, Евгений Александрович! Компенсировать! – Она усмехнулась, и они обменялись взглядами, как два все понимающих игрока в покер. – Я делаю это не для вашего сына, а для вас. Он не такая уж дешевка, как вы думаете, и еще неизвестно, кому бы больше не повезло: ему или зэкам, с которыми он оказался бы в одной камере.

Она помолчала, потерла виски, стараясь успокоить разгулявшуюся боль.