Книга Драконья доля, страница 47 – Надежда Михайловна Кузьмина

Ничего, обошлось. Только удивило, что стража на воротах как-то странно поздоровалась с Мангустом. Усатый дядька в стальной кирасе подмигнул Кону и вместо «Добрый день!» хохотнул басом:

— Опять Брунхильда выходит на охоту?

Кон подбоченился в седле и подмигнул в ответ.

На меня внимания вообще не обратили.

Потом мы заехали в незнакомый трёхэтажный дом, который Кон назвал доходным и, видя моё недоумение, добавил, что здесь живут не хозяева, а постояльцы, которые снимают за деньги комнаты. У него, как оказалось, тоже была своя комнатуха, и тут я узнала, кто такая Брунхильда. Слов не было. Начать с того, что остальными жильцами были женщины, работавшие в харчевнях и трактирах. Кон объяснил, что как-то он случайно выручил девушку, начистил рыло одному распускавшему руки прилипчивому кавалеру, который слов понимать не хотел.

— Минта познакомила меня с подружками, и теперь я их вроде опекаю. Если кто пытается с девчонок деньги брать или пристаёт слишком настойчиво, помогаю. А мне эту комнатуху выделили. И пирогами кормят, — довольно осклабился Кон.

— А эта, Брюхильда? Это кто?

— Это я страже как-то помог насильника поймать, с тех пор и осталось. Время от времени… — Мангуст отчего-то смутился и отвернулся, — ну, сейчас сама увидишь.

Увидела, когда Кон распахнул большой гардероб, в котором на плечиках висели платья в оборках.

Сначала кинул мне белую рубаху с широкими рукавами и лазурный корсет на шнуровке:

— С этой юбкой и чёрными волосами отлично будет, давай одевайся!

А потом сам — прямо поверх порток — тоже натянул юбку. Вроде моей, только чёрную. Зато корсет оказался ярко-алым.

Когда Мангуст деловито стал пихать под рубашку накладную ватную грудь, а потом ловко приладил на голову чепчик с присобаченной к нему волной золотистых кудрей в цвет родной чёлке, я просто села.

Буквально. Хорошо, что на стул, а не на пол.

Во что он собирается меня впутать?

Кон тоже сел. Перед зеркалом. Достал из ящика комода коробочку румян и принялся возюкать пальцем по губам. Надо сказать, выходило ловко. Закончив, встал, поправил грудь, подпрыгнул — наверное, хотел проверить, как та держится — прошёлся вихляющейся походочкой по комнате и уставился на меня:

— Ну как?

Как? Слов нет… Но и вправду — девка девкой. Симпатичная, только грудь великовата. Но, может, так и задумано?

Хихикнула — в особняк Инрис Мангуста с этими румянами точно бы не взяли: вульхарасть в чистом виде!

— Значит, сейчас пойдём в город. Задачу поняла, да? Сначала заглянем в трактир, глотнём сбитня и себя покажем. А потом отправимся гулять в соседний переулок, где потемнее. Если кто пристанет, то так: вежливых не трогаем, а кто лапы распустит, ограбить или ещё чего захочет, наше полное право — ему накостылять, чтобы впредь воспитаннее был. Точнее, костылять будешь ты, вроде как меня защищаешь. А я, если что, подстрахую. Да, совет напоследок. Пока опыта не набралась, волосы закалывай в пучок, чтоб схватить нельзя было. У девчонок коса — как удобная ручка: поймал, намотал на руку, и никуда уже не денется.

Делать аккуратный пучок я умела: соберёшь гриву в хвост, потом закрутишь жгутом и, сложив вчетверо, прикладываешь к затылку, чтобы вышла, как звала её Кайра, кукушка. А шпильки нашлись в комоде.

По пути на улицу с нами поздоровались две женщины. Кон представил меня как сестру, недавно приехавшую из деревни.

Конец света, я теперь сестра Брюхильды.

Но конец света — в буквальном смысле — наступил, когда после шумного трактира, где мужики, как сговорившись, пытались угощать нас пивом — причём Мангуст бессовестно хлебал предложенное, нас понесло в кривой тёмный переулок.

— Нам надо сделать променад, мальчики! — помахал кружевным платочком на прощанье в дверях бесстыжий охальник. Да ещё послал воздушный поцелуй.

Я почувствовала, как краснею до ушей.

— Да брось ты, Сун. Ничего плохого мы не сделали, а парням приятно на красавиц посмотреть, — обосновал учинённый беспредел Мангуст. И дёрнул за руку: — Нам сюда!

Так мы и оказались в том переулке.

Может, Кон своими жёлтыми глазищами видит в темноте лучше кошки, а мне пришлось кисло. Тьма вокруг была кромешная. Чувствовала только, что под ногами каменная мостовая, а что по сторонам, при свете звёзд не видать. Куда нас понесло? Да тут и нападать на меня не надо — сама навернусь и шишек понаставлю! Ну и потом — драться ж на ощупь я совсем не умею!

— М-да. Темно, говоришь? Ну, за углом посветлее будет, — утешил меня Кон.

В ответ я зацепилась за что-то носком сапога, споткнулась, чуть не рухнула сама и не опрокинула его.

— Не падай, тут грязно. Юбки потом фиг отчистишь!

За поворотом и вправду было светлее, потому что вдали мерцал одинокий тусклый фонарь. Стали видны глухие стены по сторонам и запертые ставни вторых этажей. А ещё обнаружилось, что дураков совершать променады в этом дивном месте, кроме нас, не нашлось.

Только я вздохнула с облегченьем, как сзади послышались тяжёлые торопливые шаги.

— Всего один, — разочарованно вздохнул Мангуст. — Сейчас смотри, если окликнет, значит, хочет вежливо подъехать. Тогда пробуем разойтись миром. А если сразу лапать начнёт — делай, как я учил. Да, держись на шаг позади, тогда он тебя первой схватит.

Угу, только об этом я и мечтаю. Чтоб меня схватил неведомо кто…

Додумать не успела — на плечо опустилась тяжёлая рука.

— Куда спешишь, красотка? За дармовое пиво расплатиться не забыла?

Меня дёрнули, пахнуло тяжёлым запахом перегара… и тут случилось то, объяснить чего бы я не смогла ни сразу, ни после. В глазах потемнело, в голове застучало — и показалось, не в тёмном переулке я, а опять в Сайрагане, в той горнице с кроватью, и лезет ко мне пьяный лорд, собирается изнасиловать. А во мне даже страха не осталось, только накатили отчаянье и отвращение. Так, что света не вижу, в глазах пелена красная.

Завизжала надрывно: «Ненавижу-у, сволочь!!!» — и схватилась за кисть вцепившейся в меня ручищи. Крутанулась, поднырнула и со всей силы — выплёскивая ненависть, омерзенье, гнев — рванула.

И то, что никак не выходило на тренировках, случилось: напавший полетел вперёд и тяжело, спиной, рухнул на землю. Я заозиралась — может, рядом палка какая валяется или камень — добить гада — и только тут пришла в себя. Это же не лорд Асаран, а совершенно незнакомый мужик! Пьяный, конечно, но не убивать же за это?

Отступивший к стене Кон присвистнул:

— Ну, ты даёшь! А говорила «не умею, не умею…»!

Присел рядом с валяющимся на земле мужиком, сунул два пальца тому под бороду, прижав к шее:

— Жив. Но башка у него завтра капитально трещать будет. И спина, надо думать, тоже. — Обернулся ко мне: — А чего ты визжала?