Онлайн книга «Хозяйка большого дома»
|
В коридоре накатило. Резко, как бывало, когда тварь вдруг разворачивала хлысты побегов, лишая возможности не то что двигаться – дышать. А он все равно дышал. Стоял, упираясь в треклятую стену руками, которые мелко подрагивали. Глотал слюну. Радовался, что Дайны нет. Полезла бы со всхлипами, с суетливым своим сочувствием, от которого только хуже. Нат вот знает, что когда накатывает, не надо Райдо трогать. Он справится. И сейчас тоже. Уже справляется. Еще мгновение и стену отпустит… и уйдет. До следующей двери всего-то пара шагов. А там до столовой, которая его раздражает, поскольку слишком большая для одного. Но яичницу подадут туда. И Райдо съест ее, хотя есть больше не хочется, а хочется лечь, свернуться клубочком и, вцепившись в собственные руки, завыть. И надраться, конечно. Он сегодня почти и не пил, потому что пить при детях нельзя. А малышка не спала, смотрела… нехорошо пить при детях… …альва ее забрала. …не уйдет из дома, если в голове хоть капля мозгов осталась… …на улице дождь, а с утра и заморозки были, и значит, скоро похолодает, а там и снег, и зима… куда ей идти зимой? Леса спят… Райдо, если бы мог, рассмеялся бы. Надо же, сам едва-едва на ногах держится, а туда же, про альву. Она небось, будь такая возможность, убила бы. И к лучшему, глядишь, не было бы так больно. Приступ закончился резко. Боль не исчезла, откатилась, позволяя нормально дышать, и слюну утереть, и увидеть, что слюна эта – красная, а значит, до легких добралась треклятая лоза. И уже недолго ждать. Неделя? Две? Если заморозки, то уснет… …хорошо бы до весны дотянуть, увидеть, как расцветают яблони… говорили же, что это охрысенно красиво… Дурак. Как жил дураком, так и помрет. Яблонь ему не хватает. Главное, чтобы вискаря хватило. С вискарем Райдо долго продержится. С вискарем он не то что весну, последний день мира встретит. Он почти уже ушел, когда раздался скрипучий голос кухарки: – Ну что, Дайночка, получила по носу? – А ты и рада… Подслушивать Райдо не собирался, это некрасиво… но интересно. А в его жизни не так уж много развлечений. – Больно много ты на себя взяла. – Кухарка говорила с обычным своим раздражением, и Райдо вдруг подумалось, что женщина эта, наверное, глубоко несчастна, поскольку во все те редкие встречи, которые все же случались с ней, она неизменно пребывала в этом самом раздражении. – Что, скажешь, не по праву? – Ну-ну… – Посуди сама, он долго не протянет… и что будет с усадьбой? Кухарка ничего не ответила, должно быть, ей было совершенно плевать на усадьбу. – Отойдет роду, верно? А мы куда? Вот ты… – Я себе всегда работу найду. – А я? – И ты, если работать начнешь. Дом запустила… – Я не горничная! – Да неужто? Небось при старой леди камины драила, а теперь… – А теперь, – голос Дайны сделался низким, шипящим, – все изменилось! Где теперь эта леди? И верно, где? Альва знает, но не скажет пока, быть может, позже, когда она поверит, что в доме вновь безопасно. Если когда-нибудь поверит. – Вот то-то же… нашлась и на нее управа… – Злая ты, Дайна… – А ты добрая, стало быть? Небось от великой доброты тут подвизалась… – Осторожней, Дайна… – Кухарка произнесла это почти шепотом, но Райдо расслышал. – Я хоть и на кухне была, но многое слышала… видела еще больше… – Слышала, видела, но ты же никому не расскажешь, верно, Мария? Ты женщина разумная… осторожная… – Я-то не расскажу. – Теперь раздражение сделалось ощутимым, и скребущий нервозный звук лишь подчеркивал его. Кухарка, которую разговор изрядно взволновал, остервенело драла несчастную сковороду. – Но это я… а она, думаешь, станет молчать? Тихо стало. И тишина эта была опасной, с запахом дыма и близкой беды. – Не твоего ума дело, – резко сказала Дайна. – С ней я как-нибудь разберусь… яичницу готовь, а то ж… уволит. – Кого из нас? Ответа на этот вопрос Райдо дожидаться не стал. Коридор, еще недавно казавшийся невероятно длинным, он преодолел быстро, а по лестнице поднялся еще быстрей. В столовую вошел быстрым шагом. Сел. Руки на подлокотники кресла положил. Откинулся, упираясь затылком в высокую спинку стула. Стулья доставили из отцовской усадьбы по матушкиному почину. И стол оттуда же, длинный, дубовый, за который с полсотни гостей усадить можно, если не сотню. Но гости благоразумно держались в стороне от поместья, и Райдо, сидя во главе этого стола, чувствовал себя нелепо. – Нат! – Он был уверен, что Нат где-то поблизости. Мальчишка никогда не отходил далеко, верно опасаясь, что без его заботы Райдо до срока преставится. – Нат, чтоб тебя… сюда иди… завтракать будем. – Я не голоден. – А мне плевать. – Райдо вытянул ноги, чувствуя, что еще немного – и сползет с кресла. – Завтрак по расписанию быть должен. Р-развели бар-рдак… Нат ничего не ответил, но послушно занял место за столом. – Руки мыл? – Мыл. – А шею? – И шею мыл. – Нат покосился недоверчиво, переспросив: – А что? – А ничего. Может, меня вид грязной шеи аппетита лишает… Аппетита лишала тварь, которая затихла, позволяя Райдо поверить, что, быть может, нынешняя пауза продлится хоть сколько-нибудь долго. – Нат… – Пытаясь отвлечься от саднящей боли в легких, Райдо погладил столешницу. – У меня к тебе просьба будет… – Козу найти? – Коза – это не просьба, а приказ… нашел? Нат кивнул. Хороший парнишка. И что с ним будет, когда Райдо издохнет? Надо будет младшенькому отписать, пусть к себе возьмет. Нат, конечно, молодой, но сообразительный. В армии ему делать нечего, он армии и так нахлебался по самое не могу, а полицейское управление – дело иное. Та же служба, но спокойней. – А вот просьба… – Райдо поскреб подбородок. – Если откажешься, я пойму… настаивать не буду… Нат в полицию не захочет, в войска рвется, не понимая, что без поддержки рода всю жизнь и останется чьим-нибудь ординарцем. Будет до седых волос сапоги чистить и коз искать… Ничего, в предсмертной просьбе не откажет. Или клятву взять? К клятвам щенок очень серьезно относится. Исполнит. А там, глядишь, и поймет… |