Онлайн книга «Хозяйка большого дома»
|
– Что? – Райдо показалось, что он ослышался. Как не выживет? Он ведь молоком напоил. И еще напоит, но не сразу, чтобы ей плохо не стало. И завернул вот в рубашку, а еще полотенцами накрыл… и, быть может, Дайна отыщет одеяльце… или что там еще надо, чтобы детенышу было тепло. – Не выживет, – спокойно, равнодушно даже повторил доктор, складывая свой платочек. И в этот момент он выглядел предельно сосредоточенным, словно бы в мире не было занятия важней, чем этот треклятый платочек, каковой следовало сложить непременно треугольничком. – Крайняя степень истощения. Я вообще удивлен, что она дышит… Он наклонился, поднял кофр, поставив его рядом с корзиной, и Райдо стиснул кулаки, до того неприятным, неправильным показалось этакое соседство. В кофре в сафьяновом футляре хранятся инструменты, хищная сталь, которая причиняет боль едва ли не большую, чем разрыв-цветы. Есть там и склянки с едкими дезинфицирующими растворами, и заветная бутыль опиумного забвения, которое ему настоятельно рекомендуют. Ее-то доктор и извлек. – Единственное, что в моих силах, – сказал он, зубами вытащив пробку, – это облегчить ее страдания… Страдающей малышка не выглядела. Лежала себе тихонько, шевелила губенками, и по щеке сползала нить беловатой слюны… и Райдо вспомнил, что детей надо класть на бок, чтобы они, если срыгнут, не подавились. – Несколько капель, и она уснет… – Идите в жопу. – Райдо провел пальцем по макушке. Надо будет искупать ее, а то не дело это, чтобы ребенок грязным был. Только он не очень хорошо помнит, как это делается. Вроде бы травы нужны, а какие именно? И если этих трав он не найдет, то можно ли без них? И воду еще локтем проверяют, потому что пальцем – неправильно, правда, в чем неправильность, Райдо не знает. – Простите? – Доктор замер со склянкой в одной руке и с ложечкой, которую с готовностью подала Дайна, в другой. И Дайна замерла, приоткрыв рот, должно быть от возмущения. Нат, который молчаливым призраком устроился на пороге – а переодеться не удосужился, – беззвучно хохотал. – В жопу идите, – охотно повторил Райдо и малышку из корзины вытащил. Умрет? Ничего. Ему тоже говорили, что он умрет. Еще тогда, на поле… и потом, в госпитале королевском, где полосовали, вытаскивая зеленые побеги разрыв-цветка. В королевском-то госпитале никто не стремился быть тактичным, здраво полагая, что пользы от такта нет. И тамошний врач, седенький, сухонький, весь какой-то мелкий, но лишенный суетливости, честно заявил, глядя Райдо в глаза, что шансов у него нет. Два месяца дал. А Райдо уже четыре протянул. И зима скоро. Зиму он точно переживет, и значит, на хрен всех докторов с их прогнозами. – Простите. – Доктор оскорбленно поджал губы, и щеки его обвисли, и сам он сделался похожим на толстого карпа, каковых приносили на матушкину кухню живыми, замотавши во влажные полотенца. Карпы лежали на леднике, разевали пасти, и губы их толстые были точь-в-точь такими же кривыми, некрасивыми. А глаза – стеклянными. Правда, свои доктор прячет за очочками, круглыми, на проволочных дужках. – Позвольте узнать, сколько вы сегодня выпили? – Его голос звенел от гнева, но ведь духу высказаться в лицо не хватит. – Много, – честно ответил Райдо. И малышку прижал к плечу. Становилось легче. Парадоксально, то, что сидело внутри его, никуда не исчезло. И боль не исчезла. И разрыв-цветок, который продолжал расти, проталкивая под кожей тонкие плети побегов. Райдо чувствовал их, но больше это не казалось таким уж важным. Не настолько важным, чтобы напиться. – Вы не отдаете себе отчета в том, что происходит. – Охренеть. – Вот именно. – Доктор резким движением вбил пробку в бутыль. – Как вы изволили выразиться, охренеть… меня вытаскивают среди ночи из постели, угрожают… Бутыль исчезла в кофре, который захлопнулся с резким щелчком. – Тащат под дождем за пару миль, а когда я пытаюсь исполнить свой долг, то посылают в… – В жопу, – подсказал Райдо, не из желания позлить этого, доведенного до края человека, но исключительно для точности изложения. – Именно. – Доктор выпрямился. – Вы пьяны и неадекватны. А ребенок… он уже мертв, даже если выглядит живым. – Посмотрим. Тельце под ладонью Райдо было очень даже живым. – О да… ваше упрямство… оно, быть может, помогает держаться вам, но дайте себе труда подумать, как это самое упрямство спасет вот ее… – доктор вытянул дрожащий палец, – от крайней степени истощения… или от переохлаждения… от бронхита, пневмонии… Каждое слово он сопровождал тычком, благо не в младенца, но в ладонь Райдо. – Как-нибудь. – Как-нибудь… это пресловутое как-нибудь… вы продлеваете ее агонию… Он вдруг резко выдохнул и сник, разом растеряв и гнев и возмущение. – Поймите, я не желаю ей зла. Я просто понимаю, что шансов нет. Как бы вам этого ни хотелось, но нет. И в конце концов, что вам за дело до этого ребенка? Странный вопрос. А человек смотрит поверх своих очочков дурацких и ждет ответа, точно откровения. – Это мой ребенок. – Райдо погладил малышку. Надо будет имя придумать. Правда, матушка в жизни не доверила бы ему столь ответственное дело, как выбор имени, но матушки здесь нет. А ребенок есть. Безымянный. Нет, может статься, что альва его уже назвала, но… когда она еще заговорит. И заговорит ли вообще. – Ваш?! – Рыжие брови доктора поползли вверх, и на лбу этом появились складочки. Веснушчатые. – Мой, – уверенно заявил Райдо. – Я его нашел. Кажется, его все-таки сочли ненормальным. И плевать. Доктор снял очки и долго, как-то очень старательно полировал стеклышки все тем же платочком, который недавно столь аккуратно складывал. Без очков он выглядел жалким. И несчастным. И подслеповато щурился, смотрел куда-то за спину… Райдо обернулся. Надо же, альва объявилась, стоит, вцепившись обеими руками в косяк, и скалится… угрожает. Кому? – Молоко лучше давать козье. Если с животом начнутся нелады, то к молоку добавлять отвар льняного семени. Я оставлю… и укропную воду, по нескольку капель… рыбий жир опять же… главное, кормить понемногу, но часто… и днем и ночью… Он говорил быстро, запинаясь. И на альву не смотрел. Очень старательно не смотрел. И выходил из комнаты пятясь. |