Онлайн книга «Последняя камелия»
Я продолжила свой путь и повернула к старому сараю. Подойдя, я потянула дверь, и на этот раз она оказалась не заперта. Внутри на крюках, вбитых в стену, висели веревка, пила, садовые ножницы и прочие инструменты. У дальней стены на земле рядом с маленькой внутренней дверцей лежал джутовый мешок. Я открыла дверцу, и когда заглянула внутрь, у меня перехватило дыхание. На обшивке дальней стены, написанная чем-то красным, виднелась загадочная надпись: «Да будут цветы окроплены ее кровью, чтобы проявить свою красоту». Снаружи послышался треск сломанной ветки. Мое дыхание участилось, в холодный воздух поднимались облачка тумана. Нужно убираться отсюда. Я тихонько открыла дверь и, шагнув наружу, заметила еще какие-то следы на снегу. Свежие следы. Я посмотрела по сторонам и решила проследить, куда они ведут. – Кто здесь? – позвала я, и мои слова тут же растворились в снежной кутерьме. За южной стеной сарая я заметила камелию, которой не видела раньше. И прямо под нижней веткой мои глаза различили розовое пятнышко. Я подошла ближе. Там на тонкой веточке висел цветок. Это был совсем маленький цветочек, и тем не менее он был необыкновенный, белый с розовой каймой. Я затаила дыхание. Миддлберийская розовая. – Снежный цветок, – раздался мужской голос за спиной, вызывая эхо. Я обернулась и увидела Десмонда. – Вот почему она так любила камелии, – сказал он. – Они цветут, когда другие растения погружаются в зимний сон. – Что ты тут делаешь? – спросила я, немного напуганная. Он снял пальто и укутал им меня, как делал всегда, а потом повернул меня к себе. Я взглянула на это лицо, такое сильное и уверенное, лицо, на которое я могла бы смотреть всю жизнь, которое никогда мне не надоест, – и все же, могла ли я быть уверенной в нем? Он взял мои руки в свои ладони. – У тебя ледяные пальцы, – сказал Десмонд, гладя их, как в ту ночь, когда признался мне в любви, – разве что теперь ощущения были совсем иными. – Я уезжаю домой, – сказала я. – Не понимаю, – сказал он, очевидно огорченный. – Почему? – Мой отец болен. Я нужна ему. Не знаю, смогу ли я сесть на пароход, учитывая войну, но я обязательно попытаюсь это сделать. Десмонд отвернулся. – Ты знаешь, что если уедешь, то разобьешь мое сердце. Разобьешь на тысячу осколков. – Я не хочу этого. Он снова повернулся лицом ко мне. – Что мне сделать, чтобы убедить тебя остаться? – Прости, Десмонд, – сказала я. – Я должна уехать. Как ни глубока была моя любовь к нему, но так же глубока была усталость; я была сломлена и напугана. Он полез в карман. – Хочу, чтобы у тебя осталось кое-что на память обо мне. Он раскрыл мою руку и опустил на ладонь холодную серебряную цепочку. – Что это? – спросила я. – Это особенная цепочка. Она принадлежала моей матери. Я поднесла ее к глазам и увидела прикрепленный к ней медальон. На нем был выгравирован цветок, напоминающий камелию. Несомненно, это была та цепочка, которую описывала миссис Диллоуэй, тот медальон, в котором, по ее мнению, хранилось нечто драгоценное. – Десмонд, – сказала я, качая головой, – где ты нашел это? Миссис Диллоуэй говорила… Он улыбнулся своим мыслям. – Мама никогда не снимала эту цепочку. Она принадлежала еще ее матери. Она очень старая. Чистое серебро. Таких больше не делают. Я потянула за застежку, но не смогла ее открыть. – Разреши мне надеть ее на тебя, – сказал Десмонд. – Мама была бы рада, что ты ее носишь. Я поежилась, когда его холодная рука коснулась моей шеи. Мое сердце забилось чаще, когда он застегнул застежку. Откуда он достал эту вещь? – Снимите, – сказал лорд Ливингстон, подходя сзади. – Эта цепочка принадлежала моей жене. – Но я, я… – робко залепетала я. – Мама бы захотела отдать ее Флоре, отец, – проговорил Десмонд. Лорд Ливингстон прищурился на него. – Что ты знаешь о желаниях своей матери? Ты был просто избалованный ребенок. Ты был ей обузой. Мне было неприятно слушать эти слова. Десмонд шагнул к отцу, сжимая кулаки. – Как ты смеешь! В глазах лорда Ливингстона закипела злоба. Я отвела глаза. – Ты убеждал свою мать, что она не любит меня, – произнес он. – Ты посеял ненависть в ее сердце. – Это не я ее посеял. Она уже была там. Лорд Ливингстон бросился на него, и оба упали на снег. Я стояла над ними, умоляя прекратить эту бессмысленную драку. Глаза Ливингстона-старшего стали безумными. Он быстро вскочил на ноги и поковылял к сараю. Он толкнул дверь, но она не открылась, тогда он пнул ее ногой и вломился внутрь, а через мгновение появился с топором. – Стойте! – закричала я. – Что вы делаете?! Он шел к нам, но глаза его смотрели мимо. Он уставился на камелию. Я вскрикнула. Миддлберийская розовая. – Надо было давно срубить это дерево, – сказал он, и я едва узнала его голос, дикий в безумном отчаянии. – Здесь она слишком много думала о жизни. Слишком много времени проводила вдали от меня. – Он поднял топор над головой и крикнул: – Отойдите! Мы с Десмондом отошли в сторону, но я умоляла его остановиться: – Вы сами не знаете, что творите! Только не эту камелию. Это уникальное дерево, вы же сами говорили! Не слушая меня, он ударил топором по величественному стволу. Я вздрогнула, словно приняла на себя первый удар. Ветви храбро качались, пытаясь удержаться и прося о помощи. Но он снова взмахнул топором и ударил еще сильнее. Я увидела на его лице страдание. Он не мог заставить кого-то расплатиться за смерть Анны и ее великую печаль, но мог выместить свою злобу на камелиях. На этой камелии. – Пожалуйста! – кричала я, тщетно пытаясь остановить лорда. На этот раз топор перерубил ствол. Раскидистая крона, трепеща ветвями, рухнула кучей на заснеженную землю. Лорд Ливингстон упал на колени и закрыл лицо руками. – Отец, ты ранен, – сказал Десмонд, подбежав к нему, чтобы лучше рассмотреть рану. – Рана глубокая. Я разыщу Бердсли. Нужен доктор! – Он обернулся ко мне: – Оставайся с ним. Я скоро вернусь, – и побежал вверх по склону холма к дому. Я осторожно подошла ближе. – Вам самое время исчезнуть, мисс Льюис, – сказал лорд Ливингстон. Я кивнула. – Не делайте из этого трагедии, – продолжал он. – Вы нашли дерево. А теперь его не стало. Теперь оно не достанется никому. По моей щеке стекла слеза. |