Онлайн книга «Солнце, сердце и любовь»
|
Вообще разговоры с сыном у него не получались. Недопонимание это возникло давно и росло все больше и больше. – Но ведь надо жить, – скованно вымолвил отец. – А зачем… жить в этом дерьме? – Ну-ну, ты ведь молодой человек… все впереди. – Впереди, – ухмыльнулся сын, – Да эти самонадеянные скоты-манагеры разве дадут жить… у них в глазах только свои корыстные интересы… А научно-технический персонал для них просто дерьмо… Говорят: «если вам что-то не нравиться, наберем приезжих гастарбайтеров с востока» Роман Григорьевич молчал. Валерий опять не сдержался: – Обстановка в коллективе ужасная из-за боязни увольнения… А я открыто сказал, что они все – говно на палочке! – выпалил он. Роман Григорьевич после длительной паузы в надежде посмотрел на сына: – Все это можно пережить… Глаза сына опять приняли болезненный вид. – Ладно… Вот ключи… Съезди на квартиру, привези… спортивный костюм, пару футболок, рубашек, тапочки, бритву, пасту… посмотри сам, а то я попал сюда неожиданно… по «старой наводке». – Хорошо… Привезу часа через два… Потом и поговорим. – Отец, не надо разговоров, – отрезал сын. Роман Григорьевич вышел из палаты немного сгорбившись. В квартире сына он понял, что разговоры, правда с более искренними словами, обязательно нужны. В комнате и на кухне не было беспорядка: посуда вымыта, в холодильнике необходимый запас продуктов, все вещи аккуратно сложены в шкафу. Роману Григорьевичу часто приходилось жить одному, и он где-то внутри с удовлетворением ощутил свой характер в сыне. «Видимо, стресс на работе или неожиданное воздействие извне заставило его опять прибегнуть к наркотикам…» – с беспокойством подумал он. Роман Григорьевич всегда чувствовал много своего родного в поведении сына, и эта внутренняя схожесть в характерах часто обогревала душу. Он помнил, каким умненьким и подающим надежды был его Вава. Так он назвал себя сам в три года, а потом это имя привилось надолго и несло какой-то непередаваемый шарм. В школе кроме похвал от учителей он не слышал никаких педагогических советов. Как он радовался, что сын успешно поступил в МГУ на факультет, о котором мечтал… Его приглашали по обмену студентами в другие страны, но Роман Григорьевич его убедил, что надо остаться в родной стране. «Может, в этом я погорячился?» – промелькнуло в голове. Потом работа сына в аспирантуре за мизерную зарплату. После женитьбы надо было думать о собственной семье. Роман Григорьевич изредка помогал деньгами, но сын по настоянию жены все-таки принял решение работать в коммерческих структурах с так называемым «прикладным научным направлением». «А ведь я сам любил науку… Почему стал коммерсантом?… Видимо, не от хорошей жизни…» – мучительно признавался самому себе Роман Григорьевич. Он прекрасно знал и на собственно примере не в меньшей степени пострадал от бездарных либеральных реформ, но он понимал, что по сравнению с жизненными ценностями и здоровьем все это было ничтожным и маловажным. Теперь он ощущал, как трудно здесь жить с чистой молодой и открытой душой. «При такой экономической ситуации достанется и реформаторам, и зря они думают, что спасутся со своим награбленным мешком», – успокаивал себя он. В дверь позвонили. Роман Григорьевич, не удивившись звонку, открыл ее. На пороге появился с нагловатым взглядом человек лет сорока пяти не русской национальности. Он уверенно смотрел на открывшего дверь. – А где хозяин квартиры? – язвительно и чуть ласково произнес незнакомец. – А зачем, собственно, он вам? – По делу. – Я его отец, а вы кто? – Так… Друг… «Ну, на друга-то ты явно не тянешь», – подумал Роман Григорьевич. – Я принес и хотел ему передать кое-что… – продолжал гость. – Ему ничего не надо. – Ну, это наше дело… И я хотел помочь ему… продать квартиру… нашел выгодного покупателя, – продолжал наступать незнакомец. – Я думаю, что он поспешил продавать квартиру. Незнакомец ногой уперся в дверь, и она не могла свободно закрыться. – Это ты зря, батя, пузыришь… – Я совладелец квартиры, – соврал Роман Григорьевич, – и объявлений по продаже не давал… Неприятный человек, нисколько не смутившись, молчал, явно затягивая время. – Знаю, что объявлений не было, – ухмыльнулся он. – Тогда в чем дело? – Подумай, хозяин… Ты не возьмешь нигде такой цены, – настойчиво с чувством своего превосходства, праздновал предвкушаемую победу. – Не знаю, – опрометчиво ответил Роман Григорьевич. Он понял, что сделал ошибку, продолжив разговор, но было уже поздно. – Чо она тебе далась?… Окна выходят на проезжую часть… Шум… пыль. – Я еще раз говорю… Квартира не продается… Уберите ногу, – резко отодвинул он незнакомца и закрыл дверь. – Ну, гляди, – услышал он неприятный голос. Роман Григорьевич собрал вещи в спортивную сумку и спустился вниз к машине. Укладывая сумку в багажник, он вдруг вспомнил, что забыл зубную пасту и щетку. Возвращаться не хотелось. Напротив через дорогу он увидел аптеку и решил купить там необходимые принадлежности. Он решительно двинулся через дорогу, не переставая думать о предстоящем разговоре с сыном: «Что же сделать?… Надо как-то убедить… Как сказать, что надежда всегда есть… чтобы было понятно? Как вернуть его к радостям жизни?» Удар справа резко затормозил его мысли. Он упал, не чувствуя боли, и попытался встать. Силы оставляли его, и он увидел, как ботинок отскочил далеко в сторону. Роман Григорьевич еще долго лежал неподвижно. Машина, сбившая его, на большой скорости исчезла с дороги. Вокруг собирался народ. Потом он увидел приближающиеся лицо полицейского и сигналы скорой. После этого он ничего не видел и не слышал. Сознание пришло позже. Роман Григорьевич, ничего не понимая, лежал на столе и видел только внимательно смотрящий на него многоглазый, словно циклоп операционный светильник. «Неужели это все… Как просто… И ясно… «Слава тебе безысходная боль! Умер вчера сероглазый король», – откликнулся голос сердца стихами Ахматовой. Он слабо чувствовал свое распростертое тело, слышал голоса, торопливые прикосновения незнакомых рук к телу и ощутил, как в вену руки вошла игла. И потом убаюкивающая тишина. Врачи боролись за его жизнь, но повреждения были несовместимы с жизнью. |