Онлайн книга «Зарисовки на запотевшем стекле»
|
Через некоторое время Николай Александрович продолжает свою мысль: – Знаете, Валентин Александрович, я пришел к выводу, что ничто нельзя трогать грязными руками и вообще меньше вторгаться в то, что уже создано… Как сейчас говорят, революционировать жизнь…Это только кажется, что она будет от этого лучше…Пока власть не способна обеспечить благосостояние всем… И власть предержащие его получают за счет угнетения других… Это же не справедливо и не по-христиански!.. Взглянув в глаза художника, Николай Александрович понимает, что собеседник внимательно вслушивается в каждое его слово: – Я, например, хочу позволить народу участвовать в управлении государством, но моя матушка и брат категорически против… Даже слышать не хотят… Говорят, что это будет равносильно разрушению империи… После небольшой паузы он задает риторический вопрос: – А вы знаете любимую фразу Фридриха Великого? Художник вопросительно смотрит на государя, продолжая свою работу. – Дипломатия без оружия подобна музыке, без инструментов… По лицу Валентина Александровича скользит улыбка. Государь продолжает: – Матушка мне все твердит, что большой почитатель Фридриха – Павел I пренебрег этой важной мыслью. Николай Александрович в раздумье смотрит в сторону, как бы наедине сам с собой. – Я чувствую, что мне уготованы жестокие испытания… Одновременно понимаю, что все от Бога… Хочется объяснения… Грешно, но… иногда влечет к пониманию сверхъестественного… Вы были, Валентин Александрович, на спиритических сеансах? – Нет, не приходилось, Ваше Величество. – Вы знаете, производит впечатление… Хотя скорее приносит беспокойство и вызывает больше вопросов… Эта свобода общения, спокойствие, размышления Николая Александровича сейчас открывают художнику едва заметную противоречивость характера государя. С каждой его фразой открывается человек, ушедший, возможно, далеко вперед в своих воззрениях. Мысли его кажутся чистыми, открытыми и близкими. К сожалению, от всего этого, строгая композиция рушится на глазах, и портрет остается безликим. Не оставляя надежды на сегодняшний успех, Валентин Александрович надеется более плодотворно поработать дома и прийти во второй раз с каким-то решением. – Ваше величество, я полагаю на сегодня достаточно. Да и вы, наверно, устали с непривычки. – Нисколько, Валентин Александрович… Но… как вам угодно, – доброжелательно соглашается государь. – Тогда до встречи на следующей неделе… Ну скажем, во вторник, как сегодня, в 10 утра? – Хорошо!.. До встречи… На следующем сеансе Николай Александрович встречает художника стоя почти в той же позе, которую оставил несколько дней назад. Валентин Александрович тут же понимает, что государь ждал этой встречи, ждал очередного общения с ним. Хотя решения по композиции портрета не найдено, художник тоже пришел на второй сеанс в хорошем настроении и с желанием работать. Совершенно неожиданно для самого себя он вдруг улыбается и говорит государю о произошедшем случае с ним накануне. – Иду намедни домой. Вдруг вижу интересное русское лицо: мужик яркий такой, лет сорока, уверенный «бычий» взгляд, рыжие густые волосы, нос орлиный… Остановил его и говорю: «Пойдешь ко мне в натурщики?» – Отчего, барин, не пойти, коли заплатишь хорошо, – отвечает. – Обрадовался я: «Экий ты молодец!» – Я… что… Вот у коня под животом настоящий молодец! – Каков, шельма! Ваше величество… Все тут при нем: не прибавить, не отнять… – Да,… русский мужик иногда скажет так,… что ни от одного мудреца не услышишь… – Неужели, Государь, вам известен русский мужик? – Я молюсь за него… Хотя лукав, но… многогранен и интересен… В нем есть что-то от Христа… Терпение прежде всего… Он ведь взял на себя тяготы холопства при Иване Грозном, невероятное напряжение строительства и продолжительных войн при Петре, только Екатерина Великая начала думать о нем, как о человеке… Он как-то по своему понимает жестокость…Видимо, через истинную справедливость… И при этом крепости ему не занимать… А главное – самодостаточен… Сколько в нем прозорливости… ясновидения… – Такого о мужике, Ваше Величество, я никогда не слышал. Николай Александровичу это по вкусу: – Я полагаю, что именно из простого русского народа появится светоч новой философии, который глубоко осмыслит жизнь и отбросит все мелкое… Помните у Достоевского: «Россия сама спасется и весь мир спасет». Художник молчит, не возражая. – Валентин Александрович, скажите по правде, много ли вы писали мужиков? – Каюсь, ваше величество, серьезно до него не добрался… После Сурикова, Перова и Репина… даже боязно. – …Мужик под силу не каждому… Но… у вас все впереди… Я грешным делом увлекаюсь фотографией и в тайне от моей семьи люблю делать портреты простолюдинов… После небольшой паузы Николай Александрович продолжает: – Мы, русские, не видим всего того хорошего, что рядом. Все хотим быть похожими на Запад, а ведь культура западная – захватническая… Вот Византия, основанная на уважении к труду и самопожертвовании ради общественного развития… Так она же тем Западом и уничтожена…Не видим мы мелочности интересов этого самого Запада… Там только с виду все красиво и привлекательно, а внутри… А когда мы им уподобляемся… становимся рабами. Через минуту Николай Александрович в раздумье добавляет: – Примечательны размышления и наблюдения за иностранцами Ивана Александровича Гончарова в романе «Фрегат Паллада»… Сколько юмора и знания жизни… – При всем согласии с этим романом о кругосветном путешествии, я, Ваше Величество, как-то легко и свободно себя чувствую в Париже… Риме. С интересом приглядываюсь к новым художественным формам, самобытным художникам… – По-моему, ничто так быстро не устаревает, как новые формы… Радость туземца к клочку цветной материи тоже олицетворяет интерес к красоте. Валентин Александрович искренне удивлен этой реакцией, для него художественная форма – часть профессии: – Пустоту не скроешь никакой формой и стилем… А новые формы, Государь, в том смысле, что быстро меняющаяся жизнь приносит новые чувства. В этом своя свобода…обновление. – Интересная мысль!.. Здесь я, пожалуй, не в праве вам возражать… А что касается свободы,… вопрос это не простой… Только тогда начинаешь понимать цену свободы, когда у тебя уйма власти…Это как запретное яблоко на Древе Жизни… Художник вопросительно поднимает глаза. – Как это ни странно звучит, но только узник понимает цену свободы и знает, за что страдает… Чувство же воображаемой несвободы каждый человек понимает по-своему: одним ненавистны оковы власти конкретных вышестоящих людей, другим консервативные устои, порядки или законы. Это, как в семье: главный кажется угнетателем, а убери его – все развалится. Он не только доминирует, но и помогает и защищает. Если его не понимают, то такой устой долго не продержится…Нам не дано проникнуть в душу каждого и человек далеко не ангел,… а посему у такого рода свободы есть оборотная сторона – она освобождает и порок. |