Книга Время иллюзий. Третий глаз, страница 40 – Дмитрий Вощинин

Солнечный свет заиграл в отблесках талой воды. Стали невидимы заполненные водой рытвины и остатки снега. Засветились доселе незаметные зеленые листочки стоящего по соседству кустарника. Приветливо заиграли серебром молодые березки.

Тепло весны продержалось всего 2–3 минуты, и небо вновь заволокло облаками. Опять стало прохладно и серо.

Посидев еще немного, Егор вышел на дорогу.

Вечером на глаза Егора попался незаконченный этюд.

Вглядевшись, он понял, как не хватало в нем увиденного сегодня солнечного розлива весеннего тепла. Он взял светло желтый тюбик, выдавил его на палитру и легкими движениями кисти стал быстро подправлять картину. Запомнившиеся рвущиеся в мир головки одуванчиков и молодые березки под лучами солнца, словно сами собой ложились на холст. Когда все детали неожиданного проявления весны заняли свое место в пейзаже, Егор внимательно оглядел его.

Что-то неуловимое притягивало, манило к этому кусочку природы, и он с удовлетворением и легкой улыбкой положил кисть.

В этот момент Егор ощутил прикосновение и посмотрел вниз.

Собака, заискивающе глядя в глаза и осторожно виляя обрубком хвоста, еще не зная реакции хозяина на свое проявление, напоминала о своем существовании.

Хотя Егор не любил таких неожиданностей, и его реакция могла быть самая разная, он дружелюбно дотронулся до холки.

– Ну что, нравится? – потрепал он ее.

Глаза собаки засветились от внимания хозяина. Танец обрубка хвоста выдавал искреннюю радость.

– Знаю, знаю, что хочешь есть.

И это было действительно так, увлекшись любимым занятием, он забыл ее покормить.

Красивая сука-доберман, одобрительно облизнулась.

– Пошли на кухню.

Собака радостно побежала вниз, Егор следовал за ней.

Отношения Егора к собаке казались противоречивыми: нередко он ворчал на нее, иногда не пускал в комнату, выражал недовольство от дополнительных забот. Беспокоила и невозможность уехать из дому более чем на один день. Порой ему даже казалось, что из-за нее он потерял часть своей свободы.

Но в действительности собака являлась единственно близким живым существом, особенно здесь, в деревне. К тому же отвлекающие от суеты обязательные прогулки были полезны и даже необходимы для него самого.

Философское восприятие природного мышления животного, чуткое отношение и взаимопонимание незримо формировали и дополняли его собственные принципы, заставляя глубже понимать ценности жизни. Все это становились нечто большим, чем просто общение с животным и с лихвой окупало хлопоты.

Собаку он приобрел несколько лет назад после настойчивых просьб тогда еще малолетнего сына. Детей всегда искренне тянет к животным, но они воспринимают их как очередную игрушку и не могут понять глубокой ответственности физического и нравственного покровительства.

Естественно, все трудности, связанные с жизнью собаки в семье, со временем легли на Егора.

Когда он приехал за щенком, заводчик показал ему всех, играющих возле матери. Он сказал:

– Выберите среди них понравившегося и мысленно позовите.

Егор еще не успел понять глубины этих фраз, как самый маленький и слабый, а в помете было девять, уже удивительно настойчиво выбирался из кучи собратьев и так смешно и уверенно карабкался к нему…

Щенок в первые месяцы жизни требовал повышенного внимания и по-настоящему перевернул всю размеренную жизнь квартиры.

Через три месяца жена, на которую в большей степени неожиданно обрушились эти трудности, сказала:

– Знаешь, это выше моих сил! Отдай эту собаку кому-нибудь пока она еще маленькая.

Егор хоть и сопротивлялся, но после неоднократных напоминаний все-таки позвонил заводчику и сообщил о готовности безвозмездно отдать собаку в хорошие руки.

При появлении новых предполагаемых хозяев щенок, моментально понял суть происходящего. Маленькая хитроумная шалунья тут же превратилась в неподдельное кроткое и преданное существо. Поджав обрубок хвоста, она жалобно прижалась к жене и настороженно с беспокойством смотрела на все происходящее.

Как маленький ребенок рядом с матерью, она стала нежно привлекательна и божественно красива своей непосредственностью и беззащитностью.

Как бы объясняя всю нелепость происходящего, ее глаза жалобно взывали: «Неужели вы не понимаете! Я хорошая. Самая хорошая!.. А шалости?… Неужели нельзя простить?… Я не хочу никуда уходить из этого дома!»

Прижав ее к себе и едва сдерживая слезы, жена сдалась. После ее извинений за поспешность и необдуманность, все, включая гостей, остались довольны итогом спектакля.

Повзрослев, собака стала мудро – спокойной, степенной и очень чистоплотной.

Егор часто любовался ее красотой: определенной позой, неожиданной стойкой, взглядом или резкой реакцией на невежество и грубость. Удивительно чуткая, умная и ласковая, она прощала ему все его внешние недовольства, ворчания и даже шлепки и угрозы, внутренне понимая и соглашаясь со всем, что исходило от него.

Она всем своим нутром была искренне предана своему хозяину.

Предаваясь любимому делу, Егор как бы окунался в другой мир и чувствовал себя там уверенно, находил приятные минуты удовлетворения и радости своего бытия.

Через полчаса собака опять появилась в комнате.

– Конечно, пойдем на прогулку, – беря поводок, окликнул он ее.

Моментально оказавшийся у калитки трепещущий обрубок хвоста выдавал нетерпеливую радость ожидания живой природы.

Егор выходил, последовательно плотно затворяя двери, которые мастерски ударом лапы сверху по дверной ручке открывала собака.

«К сожалению, закрывать – дело барское», – скользнула по его лицу улыбка.

Он не стал пристегивать поводок, и собака весело побежала по знакомой дороге, ведущей в рощу.

Несмотря на довольно крупные размеры и внешний угрожающий вид сторожевой особи, она была наполнена добротой и доверием. Егор спокойно отпускал ее далеко от себя.

Мысли его, отвлеченные дневными заботами, вернулись назад в город, откуда он приехал и вот уже недели три жил здесь в дачном поселке один. Здесь было покойно среди забытой людьми природы и безлюдного поселка.

Соседей Егор практически не видел, лишь изредка общался с пожилым пенсионером – интеллигентом, физиком по профессии, который своей тонкой ненавязчивостью только подчеркивал глубокое понимание цены уединения.

Желание побыть одному хоть и появилось спонтанно, но было связано с неожиданной потерей работы и перепалкой с женой по этому поводу.

Она считала слишком безрассудным его уход и, как всегда, припомнив все его неудачи, совершенно необоснованно сетовала на слишком равнодушное отношение к происходящему.