Книга Гибель Богов-2. Книга 5. Хедин, враг мой. Том 1. "Кто не с нами...", страница 55 – Ник Перумов

Даже светила, похоже, слились как-то по-особому. Во всяком случае, за Разломом я увидел бескрайние барханы жёлтых песков.

След призрака уходил именно туда.

Не потребовалось много времени, чтобы достичь сердца пустыни. Кто знает, как долго она останется таковой, всё-таки северный континент Мельина никогда не отличался испепеляющей жарой. Однако над головой – чувствовал я – царило чужое солнце, а среди воздушных струй тянулись незримые для простых смертных нити Межреальности.

Быть может, старое естество Мельина поборет вбитый в него песчаный клин. С запада, востока и юга придут полные влагой облака, прольются дождями, упрямые деревья отдадут ветрам легионы безмолвных семян, что лягут в мёртвые барханы, и пустыня мало-помалу оживёт; а может, напротив, безжалостный напор чужого солнца возьмёт верх, и жадные пески поползут во все стороны, поглощая поля, леса и реки Империи…

Я не могу этого допустить.

Но пока моё дело здесь совсем иное.

Сердце пустыни, древний могильник. Он скромен, затерян в песках, засыпавших до середины сложенные из лимонно-жёлтого песчаника стены. Давно рухнули колонны, статуи уродливых тварей лишь угадываются под языками барханов.

Чёрный зев входа – его явно расчищали и поддерживали в порядке.

Там была жизнь, я чувствовал это. Глубоко под землёй, очень глубоко. Я ощущал каверны, пустоты, рукотворные и нет, проложенные и смертными, и подземными водами, и вообще нечеловеческими руками, руками рас, что были здесь до человека; и там, на дне, продолжалась напряжённая работа.

Я не мог щёлкнуть бесплотными пальцами, чтобы пески пустыни расступились бы передо мной. Я бестелесен, но земная твердь имеет надо мной власть. Я незрим, но маги, колдуны и шаманы посредством чар способны меня увидеть.

Что ж, посмотрим, что там.

В сказках призраки спокойно плавают сквозь стены; не знаю, как им это удаётся, потому что моё новое естество, моя магическая суть словно бы привязана к человеческой памяти, к привычкам прежней жизни – и оттого я всегда иду только через вход. Учитель усмехался и говорил, что всё со временем образуется, в том числе и такое столь полезное для призраков умение, когда нужно, проходить сквозь преграду; но пока мне до этого далеко.

Чёрный зев могильника прямо-таки смердел магией. Миазмы поднимались, словно из выгребной ямы.

Я поплыл ко входу.

Это очень странное ощущение, потому что собираешься «идти», а вместо этого словно бы плывёшь или просто перемещаешься в пространстве, невесомый и словно бы летящий.

Внутри хода царила чернильная темнота. Никаких тебе факелов, и сам ход казался грубо, наскоро пробитым в камне. Торопливая неровная кладка горловины, идущая сквозь слой песка, и дальше низкий наклонный ход, узкая щель, словно здесь поработали грабители могил, пробивавшиеся к потайной гробнице.

Ход петляет. Я понимаю, почему – обходит несокрушимый подземный монолит, скалу, какую не возьмёт даже гномья кирка, даже буры и алхимический огонь. Скала эта тоже не цельная, внутри её я ощущаю некую давным-давно запечатанную пустоту, но сейчас она меня не занимает, она не тронута.

Словно прогрызенный червём, ход ныряет под чёрную скалу. И я останавливаюсь, потому что ощущаю впереди жизнь.

Там люди. Впрочем, может, и не совсем люди. Или совсем не люди. Я слышу приглушённые голоса, но язык мне незнаком. Звуки частью хриплы, частью гортанны.

Пульсирует толчками, словно сердце, магия.

Я висел в абсолютной темноте. Позади осталось столько извивов и поворотов, что свет с поверхности давно исчез.

Не было его и впереди, создания, обосновавшиеся здесь, вполне без него обходились. Счастье, что и я теперь не слишком нуждался в свете, чтобы разглядеть окружающее – или каким ещё образом его воспринимают призраки?

Впрочем, неважно. Белая тварь – ими посланный конструкт вернулся сюда.

Прежний Император приказал бы перебить всех, кто тут окажется, не разбирая. Я же замер, не столько «всматриваясь и вслушиваясь», сколько пытаясь новообретённым чутьём на магию понять, что же происходит.

Нити силы тянулись сквозь толщу земли вниз, в невообразимые её глубины. Какие-то заклятия творились сейчас прямо передо мной, творились и уходили – к самому сердцу мира.

Это было болезненно и неприятно – словно игла лекаря касается полусгнившего зуба. Потому что там, в самой глуби, я смутно угадывал что-то ещё, дремлющую силу поистине невообразимой мощи.

Разрушительной мощи.

И с нею сейчас что-то творили собравшиеся здесь.

Изменяли? Что-то добавляли? Настраивали тонкие контуры управляющих чар? Я не силён в формальной магии, но сейчас казалось, что дело обстоит именно так, – тонкие нити сплетались и расплетались вокруг сжавшихся молчаливых ядер, несущих в себе смертоносный заряд.

Они должны были что-то сделать с нашим миром, но что – я понять не успел.

Голоса вдруг умолкли. Пространство вокруг меня сгущалось, сжималось, сдавливало, лишая порыва и движения – неужто заметили?! Но как? Нет, невозможно!..

Всё это слилось в один яростный, растянувшийся, казалось, до бесконечности миг.

Я ударил, уже понимая, что попал в ловушку. Что охота велась на меня нынешнего, и именно на меня. Что кому-то не терпелось насолить Учителю. Не терпелось лишить наш мир моей защиты.

Тьма давила, давила, давила.

Но и я изменился – и не поддавался ей.

Я не могу оставить мой мир! Не могу!.. Что будет здесь без меня? Кому сдерживать волны безумной магии?! Кому помогать срастаться корням двух миров? Кому хранить Империю? А Сеамни… малыш…

Но тут страх внезапно и резко овладел мной – мной, которому, казалось бы, уже нечего бояться. Страх, а за ним пришла боль.

Казалось бы, призраки не могут чувствовать боли за неимением тела. Однако многие некроманты утверждали иное, и оказалось – они таки правы.

Боль взорвалась вокруг меня и во мне, а вместе с ней взорвалась и моя всё ещё человеческая ярость.

Я не могу метать молнии, насылать снежные бури, швыряться огненными шарами. Но зато, будучи призраком, могу забирать себе чужие жизни.

Это тоже приходит само. Как дыхание, как утоление жажды.

И нужно всегда помнить, что ты такое, чтобы не сорваться… в неумеренное питие.

Я давил, я сопротивлялся и успел дотянуться до двоих. Всего лишь до двоих, однако они стоили множества.

Не люди. Один – я прочёл во вспышке сливающегося с моим сознания слово «дуотт», и причудливый вид человекоподобного существа с чешуёй вместо кожи, жёлтыми глазами, обрамлёнными бахромой мелких щупалец; другой – и того страннее, с пятью конечностями, что наподобие морской звезды или странных воздушных корней поддерживали продолговатое туловище.