Онлайн книга «Две повести о Манюне»
|
Мы ополоснули посуду, забрали в машине трехлитровые банки и пошли искать дом Олынги. – Какие странные у них имена, – удивлялись мы. – Да, я никогда не слышал таких, – согласился дядя Миша. У пробегающего мимо мальчика мы спросили, где нужный нам дом. Он махнул рукой вдоль улицы – третья сакля справа, видите, где дым поднимается из трубы. Олынга оказалась такой же древней, как сестра, старухой. Она забрала у нас банки, наполнила одну желто-масляной сепарированной сметаной, а вторую – густым парным молоком. – Вот эта кудрявенькая твоя дочь, да? – кивнула на Маню. – Откуда вы догадались? – изумился дядя Миша. – Она совсем на меня не похожа! – Кровь не вода, сынок, она шепчет о родстве. Она достала из ящичка ветхого комода желтую церковную свечку и протянула ее мне. – Это тебе. Мы молча переглянулись. Денег Олынга не взяла: – Сестре отдадите. Когда мы подходили к дому Катынги, то с изумлением услышали пение Ба. Мы постояли в нерешительности несколько секунд возле порога, а потом толкнули дверь. – Ты представляешь, Миша, – обернула к нам светящееся лицо Ба, – я вспомнила колыбельную, которую мне бабушка пела. Слова давно из памяти выветрились. А сейчас всплыли. Надо же! – Девочка, – обратилась ко мне Катынга, – тебя недавно напугала большая лохматая собака, и ты, убегая, упала и сильно ушибла левый локоть. Когда приедешь домой, попроси, чтобы мама зажгла эту свечу в изголовье твоей кровати. А я за тебя здесь попрошу. И все страхи как рукой снимет, хорошо? – Хорошо, – шепнула я. Катынга погладила нас по щечкам шершавыми сухими ладонями. – Езжайте. – Деньги за сметану… – кашлянул дядя Миша. – Езжайте. Ничего не надо. – Но как же так? – Много говоришь, сынок, – отрезала Катынга и повернулась к нам спиной. – О чем вы разговаривали? – спросил дядя Миша у Ба, когда мы сели в машину. – Ни о чем. Она молчала, а я плакала. А потом вспомнила песню. И запела. – Как это ни о чем? Разве не ты ей рассказала, что Наринку собака напугала? – Нет, – Ба вздохнула, – но я бы даже не удивилась, если она нашу девочку по имени бы назвала. Остальную дорогу мы ехали в молчании. Каждый думал о чем-то своем и не спешил делиться с остальными своими мыслями. – Я понял, откуда у них такие имена, – вдруг хлопнул себя по лбу дядя Миша. Мы уже подъезжали к Берду, еще несколько виражей – и из-за холма показались бы развалины крепости. – Откуда? – Каты́нга и Олы́нга – это Катенька и Оленька! Видимо, когда-то их родители услышали звучные русские имена и, особо не вдаваясь в подробности, огрубив диалектом, назвали дочерей Катынгой и Олынгой! Ба всплеснула руками. – А ведь верно, Миша, все так и есть! Верно-то как! Манька спала, положив голову мне на колени, Каринка о чем-то усиленно размышляла, шевеля губами. Когда машина поворачивала и кренилась набок, она придерживала Манюню за ноги, чтобы та не свалилась с деревянной лавки. – Тебя что, совсем не мутит? – в очередной раз спросила она меня. – Совсем. Но я сильно устала. – Вот это делааа, – протянула сестра. И тут Ба снова запела. Голос ее звучал мягко и немного приглушенно, иногда он вибрировал и беспомощно обрывался. Тогда Ба на секунду замолкала, а потом продолжала с прерванного места пение. Это была старинная песня на джиди [24] . Ба ее допела, а потом перевела: Когда наступит день И тучи уйдут с моего порога, Я толкну калитку И выйду в чисто поле. Ай-яа, скажу я миру, Ай-яа, ответит мир мне. Ай-яа, скажу я богу, Ай-яа, ответит бог мне. Когда наступит день И тучи уйдут с моего порога, Я стану бессмертной… |