Онлайн книга «Хозяйка Серых земель. Люди и нелюди»
|
— На. — Евдокия протянула флягу с остатками воды. — И подвинься… — Дуся… Она упрямо мотнула головой и поморщилась, видать, голова ее мотанию вовсе не обрадовалась. — Я… управлялась с такими… доводилось. Маменька купить хотела… но потом посчитали, что неэкономно. Керосину много уходит. Себастьян переполз на соседнее сиденье. Спорить желания не было. Ежели управлялась, то и ладно. То и замечательно просто. Евдокия отерла лицо. Решительно повернула ключ, и механизмус отозвался протяжным рокотом. — Хорошо звучит, — пробормотала Евдокия и косу за спину перебросила. — Интересно, сколько в нем лошадиных сил… — Лошадиных — не знаю, ведьмаковских точно немерено. — Себастьяну рокот не понравился. Вся метаморфическая его натура решительным образом протестовала против этакого над собою издевательства. Лучше уж верхом на волкодлаке. — Гибридный, значит… Повозка тронулась мягко. А вот разворачивалась долго, пытаясь втиснуться на слишком узкую улочку. А когда стала-таки к храму задом, к болотам широченным носом своим, на котором сияла-переливалась хромом крылатая фигурка, то и мотор зарычал иначе. Глуше. Грозней. — Держись… Держался. Вот обеими руками держался. Одной за дверцу, другой за спинку сиденья, кожаного, полированного… а ведьмаков треклятый экипаж летел по дороге, набирая скорость. Упряжка? Куда там упряжке… Себастьян зажмурился… он, между прочим, существо хрупкое. И пожить-то не успел… и вообще, быстрой езды не любит, даже к каруселям, помнится, в детстве с подозрением немалым относился. А тут же… Себастьян приоткрыл левый глаз. Мелькают простыни болот, гнилые деревья вешками проносятся справа… и слева тоже. Керосином воняет, что в аптекарской лавке, а то и похуже. Главное же — ревет мотор клятый. Брыжжет мокрый мох из-под колес. А по небу расползается чернота колдовской грозы. — Быстрее можешь? — Себастьян разжал руку и когти втянул. — Попробую. Евдокия, к чести ее, оборачиваться не стала. И хорошо, потому как ударил первый гром, человеческому уху не слышный. Однако Себастьяна он до самых костей пробрал. Будто его в колокол засунули… Он прокусил губу. Кажется, до крови… главное, что не заорал… чешуя выбиралась черепицей. Крылья сами собою распахнулись. С крыльями в экипаже неудобно, однако… — Убери, — попросила Евдокия и пальчиком крыло отодвинула. — Куда-нибудь… дорогу заслоняет. Не было дороги. Моховые болота что справа, что слева, что прямо. И чудо небось, что мотор этот в трясину не проваливается… или не чудо, но волшба. Главное, чтобы хватило ее до границы. Однако Евдокия чуяла, что не хватит. Не с ее-то везением… Замок вынырнул из пустоты. Только что не было, и вот поди ж ты, стоит темною громадиной, ворота распахнул гостеприимно. Над воротами этими воронье собралось, солидное, жирное. Ходят по замковой стене, друг другу кланяются вежливо… Евдокия моргнула и головой затрясла, морок отгоняя. Не было замка. И быть не могло. А он стоит. Зловещий, каменный, с башнями высокими, с воротами этими самыми, распахнутыми, которые не один таранный удар выдержат, коль найдется глупец, которому захочется внутрь попасть. Евдокия попыталась свернуть. Да только куда ей от местных-то красот… и дорога, вывернувшись, выпрямившись, сама толкнула автомобиль в раззявленные створки. И колеса заскакали по камню. Мелькнули над головой зубцы решетки. Она упала, отсекая автомобиль от болот, а следом и ворота закрылись. В замковом же дворе мотор заглох сам собою. — Приехали, — мрачно заметил Себастьян, который сидел прямо, держась за голову обеими руками. — Вотана ради… иногда я начинаю думать, что голова людям дана исключительно ради мигреней… Дуся, у тебя нюхательных солей нет? Рядом с автомобилем выросла тень Лихослава. И стало как-то спокойней. — Извини, не захватила. Евдокия выпустила руль с некоторым сожалением. Все ж таки в автомобиле она почти поверила, что им и вправду позволят уйти. — Это ты зря. Себастьян голову выпустил. И в крылья завернулся, сделавшись похожим на огроменного нетопыря. — Но если голова болит, значит, она есть… — Смею заметить, что порой голова имеет обыкновение болеть и при отсутствии ее… Лихо зарычал. — Великодушнейше прошу простить меня за приглашение столь настойчивое… Значит, это приглашение было? Евдокия покосилась на кованую решетку, перегородившую выезд. Однако… — Меня оправдывает исключительность ситуации… Он выглядел человеком. Нет, Евдокии прежде с упырями так близко сталкиваться не приходилось, но предполагала она, что выглядеть ожившие мертвецы должны бы иначе. Высокий. Бледный, пожалуй, почти изможденный. Лицо острое какое-то, с запавшими щеками, с носом клювастым и тяжеленным подбородком. Темные волосы лишь подчеркивают мраморную белизну кожи. И вырядился в черное. Правда, наряд престранный. Этакий Евдокия только на портретах музейных и видала. Воротник круглый кружевным блюдом. Кираса стальная с цепью золотой, широкой. На такой только волкодлаков и держать. В цепи каменья драгоценные натыканы. А с нее же и орден свисает этаким солнцем. И немаленьким, с еще одно блюдце. Штаны широченные, перехвачены атласными лентами, да не просто так — с бантами. Чулки плотные золотыми птичками расшиты. Евдокия вновь закрыла глаза, пытаясь убедить себя, что этакая красота ей примерещилась… — Я позволил себе предположить, что вы не отнесетесь к словам существа, мне подобного, с должным пониманием. Не примерещилось. И главное, в ухе серьга золотая с жемчужинкой. А с цепи плащик свисает коротенький, из атласа… экстравагантный ныне упырь пошел. И ведь не скажешь, что нарядец этот ему не к лицу. К лицу. Как под него шили. Упырь поклонился, оттопырив одну руку, отчего плащ развернулся атласным крылом. Другую же прижал к груди. — Я не мог допустить, чтобы благородные господа и тем более дама, оказавшиеся в ситуации столь затруднительной, погибли… — Можно подумать, здесь мы будем жить долго и счастливо, — пробормотал Себастьян, почесывая шею. Чешуя исчезла, но шкура все еще премерзко зудела. Место это… не то чтобы не нравилось оно Себастьяну, хотя, конечно, замок упыря, исполненный в полном соответствии со всеми традициями — черный, мрачный и зловещий, — не располагал к душевному общению. Но нет, напротив, здесь Себастьян чувствовал себя… спокойно? |