Онлайн книга «Наталия Гончарова. Любовь или коварство?»
|
Поручает ей деловые встречи, издательские дела: «При сем пакет к Плетневу, для Современника…»; «Что наша экспедиция? виделась ли ты с графиней Канкриной, и что ответ?»; «Что записки Дуровой? пропущены ли Цензурою?» Жалеет: «Живо воображаю первое число. Тебя теребят за долги, Параша, повар, извозчик, аптекарь… у тебя не хватает денег, Смирдин перед тобой извиняется, ты беспокоишься — сердишься на меня — и поделом»; «И как тебе там быть? без денег… с твоими дурами няньками и неряхами девушками… У тебя, чай, голова кругом идет»; «Очень, очень благодарю тебя за письмо твое, воображаю твои хлопоты и прошу прощения у тебя за себя и книгопродавцев»; Спрашивает у жены совета: «Слушая толки здешних литераторов, дивлюсь, как они могут быть так порядочны в печати и так глупы в разговоре. Признайся: так ли и со мною? право, боюсь». Хвалит: «…Ты здорова, дети здоровы, ты пай дитя; с бала уезжаешь прежде мазурки…» Скучает: «Мне без тебя так скучно, так скучно, что не знаю, куда головы преклонить». Шутит: «Что касается до тебя, то слава о твоей красоте достигла до нашей попадьи…»; «Как я хорошо веду себя! как ты была бы мной довольна! за барышнями не ухаживаю, смотрительшей не щиплю, с калмычками не кокетничаю — и на днях отказался от башкирки, несмотря на любопытство, очень простительное путешественнику». Выговаривает: «Спасибо и за то, что ложишься рано спать. Нехорошо только, что ты пускаешься в разные кокетства; принимать Пушкина [3] тебе не следовало… не должно свету подавать повод к сплетням. Вследствие сего деру тебя за ухо и целую нежно, как будто ни в чем не бывало». Оправдывается: «Честь имею донести тебе, что с моей стороны я перед тобою чист, как новорожденный младенец»; «Я перед тобой кругом виноват, в отношении денежном. Были деньги… и проиграл их. Но что делать? я так был желчен, что надобно было развлечься чем-нибудь». Делится замыслами: «Теперь надеюсь многое привести в порядок, многое написать и потом к тебе с добычею»; «Я пишу, я в хлопотах, никого не вижу — и привезу тебе пропасть всякой всячины»; «Я привезу тебе стишков много, но не разглашай этого: а то альманашники заедят меня»; (Ей обещает стихи, словно пряники, что привозит купец своей «половине», возвращаясь с ярмарки!) «Погода у нас портится, кажется, осень наступает не на шутку. Авось распишусь»; «…A стихи пока еще спят»; «…Не хочу к тебе с пустыми руками явиться, взялся за гуж, не скажу, что не дюж»; «До тебя мне осталось 9 листов. То есть как ещё пересмотрю 9 печатных листов и подпишу: печатать, так и пущусь к тебе…» Жалуется: «Прощай, душа. Я что-то сегодня не очень здоров»; «Все эти дни голова болела, хандра грызла меня; нынче легче. Начал многое, но ни к чему нет охоты; Бог знает, что со мною делается». И даже гневается: «…Черт догадал меня родиться в России с душою и с талантом!» Неправдоподобно, но… звучит голос поэта. Легко различимы малейшие его интонации, тембр. Слышится знаменитый пушкинский смех, о котором современники писали, что тот «так же увлекателен», как и его стихи. И одна, обычная вроде бы фраза в письме к жене: «Машку, Сашку рыжего и тебя целую и крещу. Господь с Вами. Прощай, спать хочу» — мгновенно разрушает мощный временной барьер. Эта загадочная сиюминутность, словно некий пароль — ты узнаваем, входи, живи в пушкинском мире! Живые письма, не тронутые тленом времени. «Чтоб не пропала ни строка…»
И как не покажется странным, но именно Наталия Николаевна, а не пушкинисты Павел Анненков и Петр Бартенев, что так и не смогли поделить меж собой почетное первенство, стала первым биографом поэта. «Коли Бог пошлет мне биографа», — словно посмеиваясь, но и с надеждой, записал некогда Пушкин. И не дано было знать поэту горькую истину, что судьба готовила Натали к этой тяжелой и, казалось бы, несвойственной ей миссии — стать хранительницей его духовного наследства. И его памяти. Из письма П. В. Анненкова (конец 1849 — начало 1850): «…В это время Ланская, по первому мужу Пушкина… пришла к мысли издать вновь сочинения Пушкина, имевшие только одно издание 1837 года. Она обратилась ко мне за советом и прислала на дом к нам два сундука его бумаг. При первом взгляде на бумаги я увидал, какие сокровища еще в них таятся, но мысль о принятии на себя труда издания мне тогда и в голову не приходила. Я только сообщил Ланской план, по которому, казалось мне, должно быть предпринято издание». Именно Павлу Васильевичу Анненкову, издателю пушкинского собрания сочинений в 1855–1857 годах, она отдала часть фамильного архива. Павел Анненков вернул ей далеко не все полученные им документы — некоторые из них оказались у его брата. Надо полагать, что подобная недобросовестность издателя доставила Наталии Николаевне в свое время немало горьких минут. Много позже эти семейные документы будут приобретены И. А. Шляпкиным и опубликованы им в своей книге «Из неизданных бумаг Пушкина» в 1903 году. Из письма И. В. Анненкова [4] — брату П. В. Анненкову (19 мая 1851): «Генеральша (H.H. Ланская. — А. Ч.) по возвращении из-за границы дает мне переписку Пушкина с сестрою, когда ему было 13 лет». Какое важное свидетельство! Она хранила письма Пушкина-лицеиста! (Ныне, к несчастью, утраченные). Вела Наталия Николаевна и переговоры с издателями, и, видимо, со знанием дела. Сказывались полученные прежде, еще при жизни с поэтом, навыки. «…Чтоб не пропала ни строка пера моего для тебя и для потомства», — наставлял прежде жену, то ли в шутку, то ли всерьез, Александр Сергеевич. Она сохранила все письма поэта, его рукописи и дневники — все, вплоть до расписок и счетов. Сберегла и письма друзей к Пушкину. И всё ей кажется бесценным, Всё душу томную живит Полу-мучительной отрадой… И ведь Пушкин знал, что его Наташа, подобно всем Гончаровым (вот уж истинно «гончаровская кровь»!), трепетно относилась ко всем семейным бумагам. Письма друзей и родственников, адресованные ей, были разложены по отдельным конвертам, и на них Наталия Николаевна имела обыкновение проставлять годы, надписывать имена и фамилии своих корреспондентов. Переписка со вторым супругом была собрана и сшита ею в отдельные тетради. |