Онлайн книга «Я вас люблю»
|
– Неужели ты ещё способна чувствовать? – почти машинально съязвил он и тут же пожалел об этом. Нина закрыла лицо платком и громко зарыдала. – Да будет тебе, – так же устало сказал он. – Я и без того еле на ногах держусь. – Господи! – хрипло вскрикнула она. – Как ужасно мы жили с тобой! Отчего мы так ужасно жили? Он удивлённо посмотрел на неё. – Какая ты странная женщина. Только что сама сказала, что сегодня всё кончится! А тебя «чувства» обуревают! Ну, жили. О нас разве речь? – О нас! – так же хрипло сказала она. – Это только кажется, что мы с тобой и эти выстрелы, и всё, что сейчас там, в городе, – она показала подбородком на темноту за окном, – что это совсем никакого отношения одно к другому не имеет. А я, Саша, знаю, что всё это – одно и то же, всё одно: и мы с тобой, и наш сын, и ложь, и скандалы, и не только у нас с тобой, у всех почти так, поэтому и кровь полилась! Отворили её! – Нина всплеснула руками, и он содрогнулся: вспомнил её этот детский давнишний жест. – Вот все и наказаны, все заслужили… Дурные мы, гадкие, грешные люди… – При чём же здесь мы? – тихо спросил он и встал, собираясь уйти. Нина вцепилась в его рукав. – Смотри, у тебя грязь здесь, – прошептала она. – Ты что, упал? Он молча кивнул головой. Она обхватила его обеими руками и мокрым горячим лицом прижалась к его пальто. – Не уходи! Давай поговорим! Хоть раз в жизни! Может быть, это и правда конец? Может быть, никакого «завтра» уже не будет? – Тебе ли об этом беспокоиться? – опять не удержался он. – Да! – прошептала она, оторвавшись от него и подняв голову с лихорадочно блестящими, распухшими глазами. – Да, я на самом деле умерла тогда! Ты ничего не понял! Я написала правду. Мне и нужно было одно: умереть! Но я боялась… Она опять с размаху уткнулась лицом в его рукав. – Боялась, что больно будет? Или, не дай Бог, затошнит? – спросил он насмешливо, освобождая руку. – Неужели я так отвратительна тебе, что я до тебя и дотронуться не могу? – О Господи! – простонал он. – Сколько же ты будешь мучить меня! Что это за пытка такая! – Сашенька, не уходи! Ну, просто: не уходи, и всё! Даже если ты ненавидишь меня, если ты меня никогда не простишь… – Если бы я ненавидел тебя, – скрипнул зубами Веденяпин, – я бы с тобой не остался под одной крышей после всего… после всех этих твоих фантазий! – Каких же фантазий! Я это сделала, ну да, я послала телеграмму и карточку, потому что… потому что… я боялась смерти… я не могла… И я обманула себя. Себя обманула, ты слышишь? И мне стало легче… – Ну и молодец! И поздравляю тебя! – Он оттолкнул её и с размаху сел обратно на кровать. – Ты нашла выход из положения, а то, что сын наш из-за этого убежал на фронт, – так это тебе и неважно! Себя ты спасла! – Ты отнял его у меня, – прошептала она. – Опять за своё! – Александр Сергеевич схватился за голову. – Кто у тебя его отнял? Ты, между прочим, себе тоже ни в чем не отказывала! Думаешь, я не знаю об этой крымской истории? – Какой истории? – Она широко раскрыла глаза. – Ах, Господи! Да какая разница? Ты ведь, наверное, и представить себе не могла, что тебя увидят в номерах на Тверской? А вот и ошиблась, моя дорогая! На всякую, знаешь, старуху… Узнали, увидели и донесли! – Кто? Александр Сергеевич громко расхохотался. – Ну и разговор у нас! Хотя… если завтра всё кончится… – Кто меня видел? – повторила она. – Подробности тебе вряд ли понравятся, – усмехнулся он. – Один мой больной тебя видел. Он тоже был с дамой. Но та была дама простая. Не то экономка, не то приживалка и даже не замужем. А он пациент постоянный, в клинике три раза в год валяется. Ты однажды за кислородной подушкой для горничной прибежала, помнишь? У неё астматический приступ начинался, и ты прибежала. А он, этот тип, он большой женолюб. Увидел тебя и запомнил навеки. Народ-то у нас впечатлительный… К тому же открытый. «Я, – говорит, – вашу супругу с учителем гимназии в номерах видел! Искренне вас преуведомляю». – А ты что? – А я ничего. Ну, видел и видел. – Да ничего и не было! – Она замотала головой. – Он просто меня очень сильно любил. – Любил? – высоко поднял брови Александр Сергеевич. – Ах да! Да, конечно! – Я же ничего не говорю об этой твоей девочке. Ну, как её? Танечке? Александр Сергеевич закусил нижнюю губу. – Не будем, не будем! – отмахнулась Нина и прижала ладони к щекам. – Ты слышишь? Опять стреляют! Господи! Опять! И как громко! Саша, что это? Он промолчал. Брезгливое выражение его лица удивило её. – Я видела сон, – ровным тихим голосом сказала Нина. – Думала не рассказывать тебе, но лучше расскажу. У меня эти женские дела… ну, ты понимаешь, о чём я? Месячные? Они у меня уже года два как закончились. Врачи там, во Франции, сказали, что это от нервного истощения и что это бывает. И вряд ли вернётся. Неважно. А сегодня во сне я чувствовала, как из меня просто хлещет кровь. Два раза просыпалась, проверяла: ничего. Только глаза закрою – опять хлещет! – Зачем мне эти подробности? – пробормотал Александр Сергеевич, отводя глаза. – Я проснулась и всё поняла, – не отвечая, прошептала она. – Ты скажешь, что мой сон оттого, что война, и смерть, и раненые везде, калеки, могилы, и мы внутри этого… Но ты пойми: я чувствовала, что кровь льётся прямо из меня, вот отсюда. – Она показала, откуда. – И мне было больно. Почти как тогда, наяву. Ты помнишь, как я всегда мучилась… каждый месяц… Но я поняла, о чём этот сон… Александру Сергеевичу стало страшно. Он смотрел на жену с этими её расширившимися глазами, слушал её ровный голос, и тихая холодная дрожь колотила его изнутри. Совсем рядом с новой, угрожающей силой прокатились выстрелы. Наступила тишина. – О чём же твой сон? – спросил он. – О сыне. Ведь это и есть моя кровь и… Она не успела договорить: в дверь застучали. – Что за ерунда! Десять вечера! – пробормотал Александр Сергеевич, оглянувшись на Нину, и вдруг словно заново увидел её. Он мог поклясться, что ни разу – за все эти двадцать лет, пока они мучились и убивали друг друга – у неё не было такого лица. Какое-то судорожное торжество горело на нём. Это была не та Нина, которую он знал прежде, это была незнакомая женщина, а может быть, даже не женщина, а дорвавшаяся до свежей жертвы львица или дикая чайка, которая лишь голосит от восторга, приветствуя солнце, и небо, и море, открывши свой клюв, чтобы все в этом мире услышали крик её и изумились. – Ну вот, – восторженно, блестя всем лицом, прошептала она. – Ведь я же сказала, а ты мне не верил… |