Онлайн книга «Я вас люблю»
|
– О чём мы сейчас говорим! – прошептала Дина. – Какие французы, какие открытия! – К святому угоднику надо, – шамкая ртом, заплакала няня. – А кроме него, и никто не поможет. Теперь по церквам-то такое творится! Туда не зайдёшь! А к угоднику надо. – Дайте вы мне закончить! – дёрнул щекой отец. – Я надеюсь и буду надеяться. Она бы, может, и не заболела вовсе, если бы не сильнейшее нервное потрясение. Мы знаем, о чём идет речь. И ты, Дина, знаешь. И вы, дорогая Алиса, поскольку вы ей и сказали… Из круглых и выпуклых глаз Алисы Юльевны хлынули слёзы. – Я виновата в том, что она стала как сумасшедшая? А разве, когда мне сказали, и я к ней пришла, и она мне сказала: «Ну что?» – разве я бы могла… Дина вскочила со стула и обеими ладонями зажала ей рот. – Алиса, вы здесь ни при чём! Папа! Алиса Юльевна не могла скрыть от Таты, что у этого… что у её… – Я знаю! Да знаю я всё! – Доктор Лотосов резко отодвинул от себя чашку. Лицо его стало несчастным. – У Веденяпина забрали сына в ЧК, ему не до Таты. Он даже не знает, я полагаю, что она у нас тут чуть не померла! Махнул рукой и закашлялся. – И что же теперь? – тихо спросила Дина. – Теперь-то что будет? – Я советовался со своими коллегами, в частности с доктором Лернером, психоневрологом. Он умный человек и врач первоклассный. Доктор Лернер считает, что эти симптомы должны постепенно пройти. Она увидит ребёнка, возьмёт его на руки… С ней нужно постоянно разговаривать, не оставлять её одну. Короче: я очень надеюсь. – Я могу позвонить Веденяпину, – пробормотала Дина и посмотрела исподлобья. – Я попрошу его… – Не смей! – крикнул доктор Лотосов и весь затрясся. – Я тебе запрещаю! Он ей и так всю жизнь искалечил, чёрт бы его побрал! Без него справимся! Ты слышала? Я тебе запрещаю! В коридоре резко зазвонил телефон. Дина, как кошка, мягко, почти не касаясь пола, выбежала из столовой. Няня посмотрела ей вслед мокрыми глазами, из которых слёзы не выкатывались, а так и стояли, как будто не знали, куда им деваться. – И Динку к угоднику… – прошамкала няня. – Ох, сглазили девок… Через двадцать минут Дина Форгерер в лёгкой шубке, с лицом молодым, бархатистым от пудры, ещё сильнее пахнущая духами, заглянула в столовую, где Алиса Юльевна кормила румяного и пухлого Илюшу. – Я на репетицию, Алиса Юльевна, – быстро сказала Дина и взмахнула ресницами. – Вернусь очень поздно. Алиса Юльевна сердито и покорно посмотрела ей вслед. – Какие сейчас репетиции? – пробормотала она и погрозила залезшему рукою в тарелку Илюше. – А ты не шали! У нас мама болеет! Машина с потушенными фарами ждала Дину у той самой церкви, где много лет назад влюблённый, снимая и вновь надевая пенсне на шнурочке, Антон Палыч Чехов смотрел на свою черноглазую Книппер, как кролики смотрят на сытых удавов. «Согласен взять в жёны?» – «Согласен, согласен». Но это и впрямь было очень давно. «Кто старое, – как говорится, – помянет…» А вот в ту минуту, как Дина спешила к погасшей машине, сама Ольга Книппер, весьма постаревшая, с седыми нитями в своих всё ещё густых, мелко вьющихся волосах, в тяжёлом весеннем пальто, подъезжала к Берлину, где труппа мечтала остаться навеки, но не получилось: вернулись обратно. В Берлине же в эту минуту, в том самом большом ресторане «Медведь», где пели и шумно плясали цыгане, ел карпа в сметане муж Дины, и Соня, цыганка, с увядшею розой, большая, вся в огненном бисере пота, сидела, смеясь, на коленях артиста и розой его щекотала по горлу. А так и бывает: всё в ту же минуту, и в ту же секунду, и в то же мгновенье. И главное: вечно. Пока ещё живы. За рулём сидел плотный, смуглый даже в полутьме, со слегка опухшим лицом человек, белая рубашка которого, видная в до конца расстёгнутом пальто, казалась мраморной: столь жёстко была накрахмалена. – Давно меня ждёте? – открывая дверцу, спросила Дина. – Нет, только подъехал. Садитесь. – Куда мы сегодня? – нахмурясь, спросила она. – Хотите, я вас кое с кем познакомлю? Весьма любопытная дама. К тому же красива. – Куда же мы едем? – Мы едем в гостиницу. Сейчас она называется «Красный флот», а в прежние времена называлась «Лоскутная». Здесь недалеко, в Лоскутном переулке. – Зачем она мне, ваша дама? – так же хмуро спросила Дина Форгерер. – А вы познакомьтесь сперва и поймёте. Бывшая «Лоскутная» даже внешне поражала своею грязью и запущенностью. Швейцара давно упразднили, и вместо швейцара у подъезда стояла группа молодых матросов, нетрезвых, в широких брюках-раструбах, и лузгала семечки. Рядом с ними на уже освободившемся от снега асфальте валялись пустые бутылки из-под коньяка «Мартель» и сильно пахло спиртным. – Куда вы, товарищи? – Матросы заслонили вход. – К товарищу Рейснер, – ответил спутник Дины Форгерер. – Документ ваш, товарищ, – осипшим и злым голосом сказал один из матросов. Динин спутник достал из кармана документы. Матрос долго изучал и наконец вернул с некоторым недоумением. – У товарища Рейснер сейчас посетители. Товарищи писатели и товарищи поэты. Ей сообщили о вашем приходе? – Можете проверить, – равнодушно ответил Динин спутник. – И женщина с вами? – И женщина со мной. Дина Ивановна, покажите товарищам свои документы. – Не надо, – вдруг сказал матрос и смачно сплюнул себе под ноги пахнущую коньяком густую слюну. – Пускай так проходит. – Алексей Валерьянович, пойдёмте отсюда! – зашипела Дина. – Ну, я не хочу! Но матросы уже подтолкнули их к двери, пришлось войти. Старые бронзовые лампы, прежде миролюбивым светом освещавшие фойе с развешанными по стенам картинами, были побиты, и всюду валялись осколки. На картинах чернели пробитые пулями дыры. Бархатные диваны ржавели винными потёками и вмятинами от погашенных папирос. Грубо и кисловато пахло немытым телом и табаком. – К товарищу Рейснер на третий этаж! Она в угловых апартаментах! – крикнул вдогонку тот матрос, который проверял документы. В гостинице было тепло, и Дина скинула шубку, сбросила с головы вязаный шарф. На третьем этаже стоял дикий шум, словно за закрытыми дверями поселился табор. Алексей Валерьянович без стука вошёл в номер, на вызолоченной ручке которого чернела записка: «Ни шагу – без стука!» Перед треснутым зеркалом стояла и красила губы очень высокая женщина, сложенная, как античная богиня. Всё было большим и прекрасным: и руки в больших перстнях, и ноги в щегольских ботинках, и волосы, крупными коринфскими завитками уложенные надо лбом, и глаза – спокойные и бешеные одновременно, похожие на спелые виноградины своим чистым зеленовато-солнечным цветом, которые вдруг очень ярко темнели, когда опускались густые ресницы. На женщине была стянутая широким ремнём кожаная куртка, верхние пуговицы которой от тепла в комнате были расстёгнуты, и плавная, длинная, статная шея белела, как шеи у статуй. |